Закон и/или совесть? Шервуд, «Остров Локк»

Реклама

В романе нашего современника и соотечественника Тома Шервуда «Остров Локк» есть глава, посвященная жизни пиратского сообщества. Власть в лице губернатора острова успешно «разруливает» многочисленные конфликты и наказывает виновных на основе показаний монахов, которые имеют одну удивительную особенность: они никогда не лгут. Поэтому их свидетельство (а они видят все, потому что это — их работа) равносильно приговору.

Такая вот у них там вертикаль власти. Конечно, монахи, эта ходячая совесть острова, никому не нравятся. Но пираты — не идиоты. Они понимают, что иначе скатятся в беспредел, где победителей не будет.

Отношения между людьми регулируются внешними требованиями — законами, этическими и правовыми нормами, оформленными в виде кодексов и заповедей, выработанных человечеством, и внутренней потребностью им соответствовать (совестью). Дефицит внутреннего обычно компенсируется внешним. Простой пример: использование видеокамер на дорогах и в общественных местах, безусловно, снижает число правонарушений и упрощает работу контролирующих органов. Но усиление внешнего контроля — вынужденная мера, вызванная ослаблением внутренних регуляторов. Это — тупиковый путь, потому что, во-первых, невозможно постоянно контролировать всех, во-вторых, любую технику можно обмануть, в-третьих, в монитор смотрят не патологически честные монахи, а обычные люди.

Реклама

Человеку, не имеющему внутренних регуляторов, закон противен, как намордник или клетка — хищнику. Внутренние регуляторы слабеют, когда снижается значимость этических запретов, когда размываются представления о добре и зле, общие для всех культур и религий. Рассогласование между внешними и внутренними регуляторами поведения — причина внутриличностных и межличностных конфликтов. Нарушение тонкого равновесия между внутренними и внешними регуляторами поведения одного человека способно привести к личной трагедии, каждого — к трагедии национальной, а затем и общечеловеческой.

Природу конфликта между законом и совестью в середине прошлого века исследовал американский психолог Лоуренс Колберг, автор теории морального развития. Колберг считал, что до пяти лет ребенок не имеет никаких представлений о морали. На стадии нравственного реализма (5−7 лет) дети судят о нравственности поступка, исходя из его ближайших и очевидных последствий — награды или наказания — благодаря чему закладываются представления о том, что такое хорошо и что такое плохо.

Реклама

На этом уровне находятся и взрослые, чьи поступки определяются страхом наказания (выговор, штраф, лишение прав, уголовное наказание и т. п.) или желанием получить награду (благодарность, премию, орден и т. п.).

На более высокой ступени морального развития человек поступает так, как этого требуют писанные (закон) или неписанные (общественное мнение) правила. Теоретически этот уровень достижим для подростков старше 12 лет. На практике до него далеко даже многим взрослым.

На следующем уровне человек делает нравственный выбор на основе своих внутренних убеждений, которые могут не совпадать с общественным мнением или законом, даже если за этот выбор приходится дорого платить. Колберг считал, что до него доходят лишь избранные, к которым относил Мартина Лютера Кинга, Махатму Ганди и, вероятно, себя, поскольку не отличался законопослушным поведением. Идея конфликта между законом и совестью возникла не на пустом месте: во вторую мировую войну Колберг рисковал своей жизнью, перевозя еврейских эмигрантов из фашистской Европы в Палестину.

Реклама

В здоровом же обществе закон и совесть не противоречат, а подкрепляют друг друга, рождая эффект синергии.

Тему закона и морали, поднятую Колбергом, развивают отечественные исследования, согласно которым всех людей можно разделить на три группы по характеру их отношения к запретам (Наумов А. В., Российское уголовное право). Первую группу составляют граждане, которые не совершают преступлений потому, что это противоречит их внутренним убеждениям. Во вторую группу входят граждане, которые не совершают преступлений именно потому, что опасаются уголовного наказания. Третью группу образуют лица, которые совершают преступления, несмотря на угрозу наказания и наличие уголовно-правовых запретов. Численность этой группы неуклонно возрастает. Именно таких людей имел в виду Чарльз Диккенс, опровергая воспитательную роль смертной казни: «Из ста шестидесяти семи человек, приговоренных в Англии к смерти, только трое не видели смертную казнь».

Реклама

Чуть ли не ежедневно мы слышим об убийствах, погромах и актах вандализма, которые происходят, казалось бы, в благополучных странах. Не об этом ли пытался предупредить нас Уильям Голдинг, автор самой мрачной антиутопии XX века, удостоенной в 1983 году Нобелевской премии «За романы, в которых обращаются к сущности человеческой природы и проблеме зла»?

На острове, придуманном английским писателем, жили не убийцы и грабители, скрывающиеся от правосудия, а дети из респектабельных английских семей. Тем страшнее стремительное озверение людей, скинувших «оковы цивилизации», эти «глупые и никому не нужные нормы и правила». Название романа «Повелитель мух» (так буквально переводится имя Вельзевула — властителя ада, олицетворения зла) отсылает нас к вечному сюжету искушения свободой и властью.

Реклама

Райский остров, где есть все для счастливой и беззаботной жизни, стараниями колонистов превращается в ад, потому что целью существования становится не спасение, а борьба за власть.

Голдинг показал, что ждет человечество, которое утратит человечность. Может быть, смысл пророчеств как раз и заключается в том, чтобы они не сбылись?

Реклама