Хачикян — симпатичный, прямодушный и добрый человек (пусть и не лишенный странностей), и глядя на него, мы понимаем, что он не способен на плохой… ну во всяком случае очень плохой, некрасивый и подлый поступок. Он харизматичен, комичен и наивен, и зрителям кажется, что осуждать действия «большого ребенка» с точки зрения «буквы закона» невозможно.
Персонаж Мкртчяна не верит в пресловутые «буквы» и прочие формальности, для него существуют только добро и зло, хорошие и плохие люди, свои и чужие. Реплики его звучат тем более искренне, что, как признается режиссер, сцена в суде была в значительной степени импровизацией самого актера. Мы смотрим на экран и понимаем, что Рубик борется за правое дело и защищает хорошего человека от козней нехорошего.
Папишвили, сотрудник базы (сама эта профессия в советские годы была едва ли не нарицательной) — плохой человек, обманщик и хапуга, который живет не по средствам. Он мелочен и мстителен, он специально купил подложную справку о нанесенных ему якобы побоях, чтобы отомстить Мимино.
Может быть, пилоту и не стоило набрасываться с кулаками на врага в его квартире, но в любом случае попытку отстоять честь сестры можно понять. Не всегда в конфликтных ситуациях правда целиком бывает на одной стороне, иногда оба оппонента виноваты, что называется, в равной степени. Но в сюжете этого фильма показан именно тот случай, когда чаша весов склоняется в пользу одной из сторон — Мимино.
Как бы повел себя герой Мкртчяна, если бы ситуация оказалась иной и его друг действительно был бы замешан в серьезном преступлении? Что бы победило — чувство справедливости или дружба? Могут быть разные версии, но в любом случае это была бы, что называется, совсем другая история.
Стоит обратить внимание на еще один небезынтересный момент, имеющий уже более общий характер. Георгий Данелия являлся, помимо прочего, еще и мастером социальной сатиры — жанра, который высмеивает пороки общества, вскрывает его проблемы и, не побоимся этих слов, бичует социальные язвы. Их в советском обществе, равно как и в любом другом, тоже хватало. Нехватка мест в гостиницах была, разумеется, не самой острой из проблем, но для тех граждан СССР, кто часто совершал поездки в крупные города, тем более такие, как Москва, она была реальной и ощутимой. Номеров катастрофически не хватало, и заселение за взятки (или скрытые взятки — услуги) было повсеместным явлением.
— Ни двухместного, ни одноместного — ничего нет! — объяснила администратор гостиницы.
— А для них есть? — спросил Хачикян, указывая в сторону длинного стола, где группа молодых скромных ребят заполняла листки.Реклама
— Это спортсмены.
— Знаем, какие спортсмены, — улыбнулся Валико. — Десять минут назад я тоже был эндокринолог.
Можно ли было критиковать проблемы общества в советском кино? Вопреки тому, что часто принято говорить, делать это разрешалось, но… Согласно неписаным правилам (или, может быть, они были где-то записаны?), при этом было необходимо:
- не переходить определенных рамок;
- преподносить вещи не в обличительном, а скорее в сатирическом, а еще лучше — комическом или эксцентричном ракурсе, так, чтобы зрители не столько негодовали, сколько смеялись (разумеется, в наибольшей степени это применимо к кинокомедиям).
Чем талантливее и смешнее был фильм, тем выше поднималась планка дозволенного.
Критики уже замечали, что Варвара Сергеевна Плющ из «Бриллиантовой руки» Л. Гайдая — управдом и друг человека, сует свой нос в дела, которые ее явно не касаются, имеет собственное, единственно правильное мнение по любому вопросу и борется за то, чтобы собачки не бегали по газонам, а мужья не ходили к любовницам. Она больше всего напоминает не скромного работника коммунального хозяйства, а зама по идеологии (де-факто следует признать, что в фильме Л. Гайдая присутствует скрытая насмешка над «святая святых» той эпохи — идеологией).
На самом деле такой подход во многом совпадал с желанием самих авторов художественных фильмов. В конце концов, предметом их деятельности было не проведение журналистских, кинематографических или каких-то других расследований, а искусство и творчество, которое оперирует не аргументами и фактами, а иными, более тонкими, неуловимыми и возвышенными инструментами.
Одного героя заселяют в гостиницу, перепутав с другим. Другого устраивают туда же по блату. При этом выясняется, что «нужные люди» хлопочут сами не зная за кого («Кто такая тетя Нина из Тбилиси? Не знаешь? И я не знаю»). Плохо, что проблема гостиничного хозяйства — в принципе, не самая мудреная из всех проблем — не решается и, похоже, никогда не будет решена. Но зрительный зал не столько негодует, сколько потешается над нелепостью ситуации, в которой очутились герои фильма.
Нехватка товаров народного потребления, тех же игрушек для детей… Авторы фильма затрагивают и эту болезненную тему. Они не утверждают прямо, что игрушек на прилавках магазинов явно не хватает, но со всей очевидностью показывают, что предложение не всегда отвечает спросу: игрушечные крокодилы в ассортименте все-таки есть, но только оранжевые, а дети, существа простые и наивные, хотят почему-то зеленых.
Советская судебная система, конечно, была далека от бардака, который творился в 90-е, но и в годы застоя много говорили о лжесвидетельствах в суде, подделке справок и доказательств, судейских ошибках (случайных и преднамеренных). Об этом, в частности, много писало популярное в те годы издание «Литературная газета». В попытках воздействия на судей и подкупе часто упрекали жителей южных республик, раньше других вставших на путь коммерциализации всего и вся.
Что же, советское киноискусство тоже не осталось в стороне. В комедии «Мимино» показано все то, о чем говорили неравнодушные граждане и проницательные журналисты: поддельные справки, ложные (ну, или не полностью достоверные) показания в суде, попытка привлечь ложных свидетелей представителем одной из южных республик.
Можно декларировать, что свобода слова (или образа?) в советском кинематографе была, что называется, налицо: проблемы не только не замалчивались, а напротив, выставлялись на всеобщее обозрение. С одной маленькой оговоркой: в особенном, комическом ракурсе — то есть трудности не замалчиваются, они скорее «засмеиваются».
Что тут еще скажешь? Остается только еще раз восхититься тем, что принято называть «волшебной силой искусства», которое способно вскрывать и показывать любые, самые острые и чувствительные социальные проблемы в такой форме, чтобы при этом умудриться никого не разозлить, не встревожить и не испугать. «Мимино» — великолепный фильм, который теперь стал одним из моих любимых!