Почему туфли Клебб так запомнились публике? Наверное, все дело в человеческой психологии. Пистолет или револьвер гораздо более опасное оружие, чем туфли, пусть даже и оснащенные самым длинным, самым острым и самым отравленным клинком. Но мы привыкли, что огнестрельное оружие, пистолет, является орудием убийства и воспринимаем его именно в качестве такового.
Убийца с ножом или револьвером в руках — что может быть банальнее, во всяком случае, когда речь идет не о реальных жизненных ситуациях, а об искусстве или кино?
В моем страшном сне мне являлся некто по имени Человек с пистолетом. Я никогда ничего не читала о нем. Он назывался Человек с пистолетом, потому что у него был пистолет, но я не боялась, что он выстрелит в меня, и вообще не пистолет внушал мне страх. Просто пистолет был неотъемлемой частью его облика.
Реклама
Так писала в своих мемуарах королева детективного жанра Агата Кристи, и, наверное, этот фрагмент сна был далеко не случаен.
Револьвер, ружье на стене, которое обязательно должно выстрелить, нож или яд появляются практически в каждом детективном произведении, будь то книга, фильм или театральная постановка. И читатели воспринимают эти орудия убийства как неотъемлемые атрибуты жанра.
Другое дело, если речь идет о предметах повседневного обихода, таких как одежда, обувь или шляпа. Сам факт превращения обыденной вещи в смертельно опасное оружие производит на зрителей ошеломляющий эффект. Мы начинаем ощущать, что опасность исходит отовсюду: преданный слуга, случайный прохожий или добрая женщина в костюме горничной — практически любой человек, с которым мы привыкли общаться в повседневной жизни может оказаться жестоким убийцей. И в качестве орудия злодеяния ему может послужить все, что угодно: кухонное полотенце, шляпа или, например, туфли, в которых спрятан клинок, наконечник которого отравлен ядом рыбы фугу.
Имела ли Роза Клебб какой-либо прототип?
Иногда в качестве прообраза врага Бонда называют полковника Зою Ивановну Воскресенскую-Рыбкину (1907−1992). Советским людям она была известна как детская писательница, автор книг о Владимире Ильиче Ленине. И лишь в начале 90-х годов стало известно, что она была одной из самых выдающихся советских разведчиц. Воскресенская действительно имела чин полковника, однако на этом сходство между ней и героиней фильма «Из России с любовью» практически заканчивается.
Флеминг упоминает, что во время гражданской войны в Испании Клебб была двойным агентом, и намекает на ее причастность к убийству одного из каталонских народных лидеров — Андреаса Нина, который вступил в конфликт с Москвой. Между тем Воскресенская работала преимущественно на северном направлении (Латвия Швеция, Финляндия) и в Германии, и нет никаких сведений о ее пребывании в Испании в период гражданской войны.
Клебб — первоклассный организатор, а в некоторых случаях исполнитель тайных операций, но не более. Зоя Ивановна занималась не только оперативной работой, но и исполняла дипломатические функции, в частности, была пресс-атташе советского посольства, что подразумевает (если, конечно, не брать в расчет Джен Псаки) и ораторский талант, и эрудицию, и умение общаться с людьми. И одно время даже занималась аналитической работой в центральном аппарате разведки.
Характеры этих женщин совершенно не похожи. Флеминг пишет, что карьера Клебб объяснялась тем, что она не присоединялась ни к каким союзам, не имела друзей и не проявляла личной преданности к руководству. Даже если и предположить, что это качество помогает человеку сделать карьеру в силовых структурах (в чем, если честно, есть сильные сомнения), то Воскресенская вела себя совершенно иначе. Ее служба в разведке закончилась после того, как она выступила в защиту своего бывшего начальника, с семьей которого она дружила, знаменитого диверсанта генерала Судоплатова, осужденного после ухода Берии.
Мог ли Флеминг знать о самом факте существования советской разведчицы? В принципе, это не исключено, поскольку он служил в военно-морской разведке под началом контр-адмирала Джона Годфри (прообраз «М» из бондианы) в годы Второй мировой войны и наверняка сохранил там контакты; какие-то сведения он мог узнать из откровений предателей, бежавших на Запад. Тем не менее речь может идти максимум о крупицах, «квантах» информации, которые нужны были писателю как спусковой крючок его фантазии.
Воскресенская, после того как была уволена из разведки, служила начальником спецчасти в Воркутлаге. Быть может, именно этот факт послужил для Флеминга причиной утверждать, что Клебб была садистом и лично участвовала в пытках заключенных? Но служить в администрации лагеря — это работа, которую можно выполнять по-разному; и заметим, это происходило уже в середине 50-х годов, после смерти Сталина. В конце концов, не называем же мы Джеймса Бонда палачом только на основании того, что он обладал лицензией на убийство?
Чтобы лучше понять, какими людьми были советские разведчицы — реальные, а не сошедшие со страниц романов Флеминга, приведем следующий фрагмент из мемуаров Зои:
Было ясно, что руководство намерено использовать ее (Воскресенская пишет о себе в третьем лице — прим. автора) для выполнения какого-то особого задания. И вот однажды ее вызвало высокое начальство.
Реклама— Поедете в Женеву, по соответствующей легенде. Там познакомитесь с генералом Х, который работает в генеральном штабе и тесно сотрудничает с немцами. Станете его любовницей. Нам нужны секретные сведения о его работе и о намерениях Германии в отношении Франции и Швейцарии. Вам понятно?
— Да, понятно. А обязательно становиться генеральской любовницей? Без этого нельзя?
— Нет, нельзя. Без этого невозможно выполнить задание.
— Хорошо, я поеду в Женеву, стану генеральской любовницей, раз без этого нельзя, выполню задание, а потом застрелюсь.
Вспомнив об этом и рассказав, Зоя Ивановна молчит.
— И что же потом? — спрашиваю я нетерпеливо.
— Потом? Потом задание отменили. «Вы нам нужны еще живой», — констатировало начальство.