Вступление
Нет, я не Пушкин — я другой,
Ещё неведомый избранник.
По штатной должности — механик,
Но с поэтической душой.
Хотя моих произведений
Не выпускает в свет ОГИЗ,
Хоть не талант я и не гений,
Но, всё ж, готовлю вам сюрприз.
Я в первый раз пишу поэму
И потому прошу учесть,
Что выбрал я большую тему,
И много здесь ошибок есть.
Конечно, легче быть талантом,
Когда другой работы нет.
Ведь если б Пушкин был сержантом,
То вряд ли был бы он поэт.
Итак, начну без лишних фраз
Свой скромный истинный рассказ.
Глава I
Мой лётчик самых скромных правил
Когда начался перелёт,
Он за семь дней меня заставил
Ему готовить самолёт.
Его пример — другим наука,
Но, Боже мой, какая скука,
Найти, во что бы то ни стало
Дефект, чтоб стрелка не дрожала.
Так думал молодой механик,
Готовя к вылету свой «Ил».
Слил конденсат, законтрил краник
И командиру доложил.
Но вылетать пока что рано
И потому, мои друзья,
С героем нашего романа
Решил вас познакомить я.
Подобно всем другим ребятам
Он вызван был военкоматом,
Забрал повестку, сел в вагон.
Простившись, стал военным он.
Кто может знать — где наше счастье,
И по каким путям шагать?
Он мог попасть бы в моточасти,
Артиллеристом мог бы стать.
Но, всё же, волею небес
Попал Онегин в ВВС.
Конечно, не по доброй воле
Учился долго в Вольской школе.
Увы! Он зря протестовал —
На это создан трибунал.
В сорокаградусный мороз,
Не замечая горьких слёз,
Весь день с зари и до зари
Учил прилежно «ДБ-3».
Курсантом плохо жить везде —
Как в Вольске, так и в Кзыл-Орде.
Так год прошёл в воздушном флоте,
Всему конец на свете есть —
Он получил любовь к работе
И аттестат по норме шесть.
Глава II
Вот, мой Онегин на свободе.
Сперва работал на заводе,
Потом, как горько не рыдал,
Но, всё же, в пятый ЗАП попал.
Увы! Но в ЗАПе было хуже —
Он затянул ремень потуже,
И хоть хотелось очень есть,
Пришлось забыть про норму шесть.
Пока работал на заводе,
Стал «ДБ-3» уже не в моде.
И вот, пришлось ему начать
«Ил-2» прилежно изучать.
И часто, не смыкая глаз,
Почти всю ночь читал НИАС,
Пока комэска не решил,
Что он отлично знает «Ил».
Среди друзей моих немало
В то время в ЗАПах пропадало.
Якушин Слава, Юрий Шведов.
Один из них там жизнь отведав,
Потом, придя из ЗАПа в полк,
Три дня на хлеб глядел, как волк.
Потом, набрав чуть-чуть силёнки,
Кричал, что есть не может пшёнки.
Но тут, скажу я вам, во-первых,
Кто мог — неплохо жил в резервах.
Один из всех друзей моих
Жил год в ремонтных мастерских.
Завёл хозяйство и жену,
Имел пристрастие к вину,
На человека стал похож.
А впрочем, не тужите тож.
А во-вторых, ЗАП нужен нам —
Готовить лётчиков к боям.
И я с двенадцатью друзьями
Служил в бригаде ВВС.
В очко играли мы ночами,
Ходили с девушками в лес.
В шестом часу ложились спать,
Чтоб утром снова день начать.
Я помню славные попойки,
Веселье зимних вечеров,
Друзей, сосущих спирт из стойки,
По женской части мастеров.
Островский умным был сержантом,
Он быстро женщин покорял.
Знакомил с Гегелем и Кантом,
Потом «ликёром» угощал.
И, обсудив пять тонких тем,
Ложился с ними спать затем.
Василий Арбин из Ростова,
Тот мог найти наверняка
Подругу дней своих суровых
От тридцати до сорока.
А Фаин, неразлучный с блатом,
Что мог всегда и всё достать,
Его и с Бендером Остапом
Не стыдно было бы сравнять.
Он посвятил полжизни джазу
И в этом так преуспевал,
Что покорял всех женщин сразу,
Когда гитару в руки брал.
Глава III
Прости, читатель, вспоминая,
Увлёкся я на этот раз.
Но ты простишь — я это знаю…
Итак, продолжим наш рассказ.
Судьба Онегина хранила —
Он получил три новых «Ила»,
Отвёртку, трубку, два ключа,
И стал работать сгоряча.
Жизнь протекала очень гладко,
Когда весеннею порой
Пришла большая разнарядка,
И в полк поехал наш герой.
Он мог без лишних разговоров
Собрать в неделю пять моторов.
И мог, почти что, без ключей
Сменить две дюжины свечей
Итак, механик он исправный…
Чтоб самолёт его был чист,
Ему был дан помощник славный
Владимир Ленский — моторист…
Они сдружились понемногу,
В работе обгоняли всех.
Жизнь протекала, слава Богу,
Без крика, шума и помех.
Казалось, и не быть раздорам,
Но тут пришла в недобрый час
Татьяна — мастер по приборам,
Успешно кончив Тульский ШМАС.
Ефрейтор Ларина Татьяна
Была без лишнего изъяна —
Решил единодушно полк.
(У нас ведь знают в этом толк).
О! Сколько было разговоров
О ней под плоскостью машин.
Блестели глазки у майоров,
Сверкали глазки у старшин.
А командир полка упорно
Твердил: «Надеюсь на успех!
Любви все возрасты покорны,
Она сильней законов всех!»
Но равнодушно, без привета,
Она относится к чинам.
Один просвет и два просвета
Напрасно ходят по пятам.
Лишь одного горячим взглядом
Она встречает каждый раз.
Дрожит, когда он с нею рядом,
И отвести не может глаз.
Онегин — стройный и плечистый,
Других умней и веселей.
Хоть получает в месяц чистых
Лишь триста тридцать пять рублей.
Но сам Онегин хладнокровно
На красоту её глядит.
И сердце бьётся его ровно,
И не теряет аппетит.
Слаба техническая кровь,
И недоступна ей любовь.
Глава IV
Скользит луна по небосводу,
Гуляет ветер под окном.
Предвидя лётную погоду,
Весь лагерь спит спокойным сном.
Не спится лишь одной Татьяне.
Она сидит, и как в тумане,
Вдруг видит милые черты…
Онегин! Женя! Это ты?
Но нет… Лишь ветер завывает,
О чём-то шепчутся кусты.
Печально Ларина вздыхает:
«Одни мечты, одни мечты!»
На сердце грустно, очень тяжко,
Так грустно жить, уж нету сил!
«Дневальный! Дайте мне бумаги,
Перо и скляночку чернил!»
Она окошко отворяет…
Весенний воздух свеж и чист.
Коптилка нежно освещает
Её письмо — тетради лист.
«Я Вам пишу! Чего же боле?
Что я могу ещё сказать?
Мечтой о Вас жила я в школе,
Я не могу спокойно спать.
Вы так стройны, Вы так прекрасны,
Настойчивы, но не нахал.
Быть вместе с Вами — это счастье,
Короче, — Вы мой идеал.
Я вся горю, я вся в томленьи,
Моя душа полна огня…
Не знаю, может быть с презреньем
Вы отвернётесь от меня…
Я Вас ждала, о Вас мечтала,
Так не останьтесь же глухи,
Я много, много написала
Различной женской чепухи".
Письмо угольником свернула,
Вписала адрес и… уснула…
Глава V
Весна! Механик, торжествуя,
Сливает в бочку антифриз,
Вдали комиссию почуя,
С усердием трёт верх и низ.
Рвёт на портянки отепленье,
Глядеть не хочет в НТС,
Пора любви и вдохновенья
Уже началась в ВВС.
Вот, как-то раз, в начале марта,
Хваля красавицу весну,
Владимир Ленский шёл со старта
И встретил девушку одну.
Он пять ночей не знал покоя,
Казалось, чем-то удивлён,
Не мог понять, что с ним случилось,
И все решили: он влюблён.
Предмет его горячей страсти
Хорошей девушкой слыла,
Она была немного в части,
Но многим счастье принесла.
Но он, увы, не знал об этом,
Писал ей нежные стихи,
Носился с пламенным приветом —
С любовью шуточки плохи.
Она вначале так радушно
Лечила боль сердечных ран,
Что полк решил единодушно,
У них получится роман.
Но Ольге скоро надоело,
Он был застенчив, не речист,
К ней подойти боялся смело,
К тому же, только моторист.
Он, всё же, это понял тоже,
Но, всё ж, продолжу я роман,
Тьмы горьких истин нам дороже
Нас возвышающий обман.
Но сердце Ленского кипело,
Он побледнел и занемог,
Ревнивый, злобный, как Отелло,
Найти ж соперника не мог.
И зачехлив однажды спарку,
Владимир Ленский мчится к парку,
Он должен всё ей объяснить,
Пусть скажет: «Быть или не быть».
И вдруг он вздрогнул в изумленьи,
Сказать не может ничего,
Она стояла в отдаленьи
И с кем? С механиком его.
Она смеялась, жала руки,
И взгляд её был очень мил,
Онегин с взглядом полным счастья
Ей тоже что-то говорил.
«Теперь я вас отлично вижу,
Поймал вас вместе, наконец,
Онегин! Вас я ненавижу!
Онегин! Знайте, Вы — подлец!»
И грудь его клокочет мщеньем,
И стонет попранная честь,
И бросил он врагу с презреньем
Торцовый ключ на «36».
К ним подбежали их друзья,
Но, поздно — помирить нельзя.
Такого дерзкого удара
Нельзя спокойно перенесть,
«Дуэль», — «Отлично, у ангара
Я буду ждать Вас ровно в шесть».
Глава VI
Надев суконные пилотки,
Набросив на плечи шинель,
И, выпачкав в грязи обмотки,
Друзья явились на дуэль.
Они готовились с рассвета
Сражаться в цвете юных лет,
С собою взяв два пистолета
И десять штук цветных ракет.
Конечно, было неприлично:
В наш век — дуэль! Вот ерунда,
Но, всё же, Ленский, как обычно,
Пропел: «Куда? Куда? Куда
Умчались дни? Возврата нету,
Они уж не вернутся вновь,
И должен я в угоду света,
Пролить техническую кровь.
Ах! Ольга, я тебя любил,
С тобою время проводил.
О! Я несчастный человек!
Теперь прощай, прощай навек!"
Пусть Ольга слышит в шуме ветра,
Последний пламенный привет,
И отсчитав пятнадцать метров,
Владимир поднял пистолет.
Враги! Давно ли вместе мыли
Свой милый старый аппарат.
Враги! Давно ли вместе жили,
Как с другом друг, как с братом брат.
Одни страдания и муки
Давно ль перетерпели вы?
К чему дуэль? Пожмите руки,
Забудьте это, но, увы…
В руках блеснули пистолеты,
И ярко красные ракеты,
Пронзив заоблачную высь,
Со страшным воем понеслись.
Онегин знал, что по роману
Он в этой схватке победит,
И если в книге нет обману,
То моторист его убит.
Терзаясь горем и сомненьем,
Сказать «прощай» ему хотел,
Но тут увидел с изумленьем,
Что Ленский тоже жив и цел.
Они опять на место встали,
Ещё достали по одной,
Но им стреляться помешали,
Пришёл из штаба посыльной.
«Что, к командиру вызывают?»
«Да, друг! Пропали мы теперь».
Пришли, и робко открывает
Владимир Ленский штаба дверь.
Он получил большую взбучку
За самовольную отлучку,
За хулиганство и стрельбу
Он был посажен на «губу».
Онегин грустный и печальный
Приходит молча в кабинет,
Глядит сочувственно дневальный —
Ему ведь только двадцать лет.
«От Вас, Онегин, я, признаться,
Таких вещей не ожидал,
Чтоб с подчинёнными стреляться, —
На всю дивизию скандал!
Чтоб больше не было такого!", —
Тут на минутку он умолк,
Подумал и сказал сурово:
«Перевести в соседний полк».
Эпилог
Как жаль, что Пушкин умер рано,
Ведь если б знал он техсостав,
Он посвящал бы нам романы
В пятнадцать, двадцать, тридцать глав.
Но Пушкин жил в туманной дали,
Тому назад сто с лишним лет,
Тогда по небу не летали,
Тогда хватало и карет.
Меня не редко подгоняют:
«Пиши ещё, ещё пиши».
И улыбаясь, называют
«Поэт технической души».
Объяснения сокращений и технических выражений:
ОГИЗ — объединённое Госиздательство;
Конденсат — 2−3 стакана авиабензина, сливаемых в посуду утром перед началом полётов из отстойника бензосистемы самолёта для проверки качества бензина (наличия примесей масел, грязи и воды). Чтобы слить конденсат надо отвернуть краник бензосистемы;
Законтрил краник — завязал тонкой контровочной проволокой бензокран, чтобы в полёте он самопроизвольно от тряски авиамотора не открылся;
ДБ-3 — тип самолёта «Дальний бомбардировщик-3»;
Аттестат по норме «6» — питание военнослужащих определялось нормами под различными номерами. Норма оформлялась на бумаге справкой-аттестатом. Норма «6» была у курсантов училищ повышенной;
ЗАП — запасной авиаполк;
НИАС — наставление по инженерно-авиационной службе в ВВС Красной Армии;
Комэска — командир эскадрильи (из 10−12 самолётов, 60−70 человек);
Спирт из стойки — два колеса самолёта крепились в двух П-образных стойках шасси. Внутрь стоек для амортизации самолёта заливалась гидросмесь из спирта, глицерина и воды. Многие гидросмесь пили, и поскольку глицерин сладкий, то в обиходе гидросмесь называлась «ликёром шасси»;
ШМАС — школа младших авиаспециалистов;
Один просвет и два просвета — у младшего офицерского состава (младший лейтенант, лейтенант, старший лейтенант, капитан) на погонах имеется одна продольная полоса, называемая «просветом». У старших офицеров (от майора и выше — две продольные полосы — просвета);
Дневальный — дежурный солдат у входа в казарму;
Антифриз — незамерзающая жидкость, заливаемая на зиму вместо воды в систему охлаждения самолётного мотора;
Отепленье — алюминиевые трубки водяной системы охлаждения (самолёта) на зиму обматывались (отеплялись) байковой материей для сохранения температуры против замерзания. Весной байка снималась и использовалась для других целей (в т.ч. на портянки в сапоги);
НТС — наставление по технической службе в Красной Армии;
Спарка — учебный самолёт «УИл-2» с кабинами спаренного управления для обучаемого и инструктора;
Губа — гауптвахта — место временного заключения (ареста) за нарушение дисциплины.