Воспоминания лётчика лейтенантаРекламаФомичёва М. В.
Из новых лётчиков всем пришёлся по нраву старший лейтенант Георгиев Василий Сидорович. От станции до аэродрома он добирался пешком и всё наблюдал, как идут полёты.
— Разрешите доложить? — обратился он к майору Ломовцеву. — Старший лейтенант Георгиев прибыл для прохождения дальнейшей службы…
— На «Илах» летали? — спросил командир.
— Нет, не приходилось.
— Гм… А как же проходить дальнейшую службу?
— Научусь.
— Кто вас направил в полк?
— Сам попросился.
— Воевали?
— На тяжёлых бомбардировщиках в Финляндии. На Калининском фронте командиром эскадрильи ночных бомбардировщиков…
— Ну, так бы и сказали! — разулыбался Дмитрий Леонтьевич. — Пойдёмте. Познакомлю с «Ильюшиным». Штурмовик — не ТБ-3, вот увидите… Кем в гражданке работали?
— Агрономом.
— А я постигал науку в политехническом институте…
Так они познакомились.
Василия Сидоровича назначили заместителем командира первой эскадрильи. Буквально на следующий же день он вывел весь состав эскадрильи на физзарядку. Нашлись, конечно, ворчуны. На фронте, мол, будет не до зарядок, а в тылу не грех лишний часок поваляться на нарах. Георгиев был неумолим. Он прекрасно знал, что лётному и техническому составу требуется в боевой обстановке исключительная физическая закалка. И весь полк постепенно втянулся в занятия по физподготовке.
Майор Ломовцев быстро научил Георгиева водить Ил в самых неблагоприятных условиях.
Подружился и я с Василием Сидоровичем. В его компании я чувствовал себя спокойно и непринуждённо. Как с человеком бывалым, с ним можно было поговорить обо всём.
— Среди авиаторов, — говорил он, — особенно опасны перестраховщики, они сами ничего не делают дальше наставления и другим мешают.
Молодым пилотам он внушал мысль, что опасность — неотъемлемая часть лётной профессии и устранять её надо мастерством и находчивостью.
Однажды после полётов мы отдыхали под тенью вековых сосен, вспоминали мирное время. Разговорились о наших семьях. Мой друг показал фотографию сыновей Юрия и Олега и жены Шуры.
— Где они сейчас? — спросил я.
— В Калининской области, у моих родных…
Из планшета он достал несколько писем, подал мне одно:
— Это последнее от них. Как они там — не представляю…
Воспоминания лётчика лейтенанта Копылова В.
Машины одна за другой шли на посадку. Подрулив к стоянке, лётчики выключали моторы, быстро отстёгивали лямки парашютов, спрыгивали на землю. Разминая усталые ноги, они жадно, всей грудью вдыхали прокалённый солнцем воздух, переговаривались:
— Воронеж…
— Да, вот он, рядом…
— На правом берегу — немцы, левый — наш.
— В городке СХИ тоже наши.
В Воронеже мы начинали сколачивать эскадрильи. Здесь и подружились той честной солдатской дружбой, равной которой нет ничего на свете.
С нами не было славных боевых друзей — лётчиков Черткова, Волкова, Аверкиева и многих других, погибших у Старой Руссы, под Ленинградом. Никогда мы не забудем их бессмертных подвигов!
Технический состав на грузовиках перекочевал к посадочной площадке. И мы туда же перелетаем. Под крылом мелькнул город, весь в руинах, весь израненный вражеской авиацией.
Лёгкий удар колёс о землю, и машины останавливаются у обочины взлётно-посадочной полосы. Передний край недалеко отсюда, и здесь уже во всём чувствуется фронтовая обстановка. Самолёты заруливаем в ниши, вырытые точно по контуру машин. По полю аэродрома развозят копны ржи, из оврага выгоняют отару овец — всё это для тщательной маскировки. Техсостав принимается готовить машины к боевому вылету.
Майор Ломовцев, побывав у командира дивизии полковника Савицкого (ныне маршал авиации), доложил обстановку:
— Противник пытается создать на нашем участке прочный оборонительный рубеж, чтобы часть войск перебросить к Сталинграду. Опасаясь контрудара, он сосредотачивает в отдельных районах танки, артиллерию и подвижные мотострелковые подразделения. Наша задача: парализовать дороги, разгромить узлы накопления вражеских сил…
— Разрешается ли свободная охота? — спросил Георгиев.
— На завтра другая задача, — уклонился от ответа командир. — Пойдёт девятка на военный городок в Воронеже, там штаб, узлы связи, склады… Прошу достать карты…
Мы получили задание и пошли отсыпаться. По обеспокоенному лицу Василия Сидоровича я понял, что он очень взволнован.
— Чем ты недоволен? — спросил я.
— Вернёмся с задания — расскажу.
…Девятку ведёт Георгиев. Мы уже знаем о тактике немцев: «мессеры» караулят нас на замаскированных взлётных площадках у линии фронта.
Ведущий делает ложный маневр и подаёт команду:
— Подтянитесь! Впереди цель!.. — И вдруг заторопился, чеканя слова: — Справа «утюги»! В лесочке… Перестроиться в звенья!
Колонна была обнаружена на той части дороги, которая проходила по лесу. Под прикрытием деревьев танки и автомашины ждали, когда будет восстановлен разрушенный мост. Зенитки яростно ударили по нашей группе. Снаряды рвались впереди и левее курса, — гитлеровцы предупреждали атаку с левого разворота.
Георгиев подал команду на снижение, маневрируя над лесом по горизонту, приказал атаковать врага с правым разворотом. Над лесной просекой вздыбилось пламя.
Вновь ударили зенитки.
— Разомкнуться! Набрать высоту! — приказал ведущий.
Вторая атака на танки прошла с левым разворотом. Пока зенитчики переводили свои орудия на атакующих, их самих атаковало звено Георгиева.
Разгромив колонну, девятка подстроилась к ведущему и легла на обратный курс. При подходе к линии фронта ведущий предупредил:
— Сзади «мессеры», сомкнуть звенья!
Истребители атаковали нас сверху, но, боясь проскочить вперёд и попасть под огонь пушек и пулемётов штурмовиков, вели огонь с больших дистанций. Не причинив нам вреда, «мессеры» начали снова заходить в атаку. Георгиев со своим звеном повторил их маневр и накрыл врага плотным огнём. Один истребитель взорвался в воздухе, другие скрылись в облаках.
Едва мы приземлились, как заморосил дождь.
— Вот хорошо, — обрадовался Василий Сидорович. — Пойдём теперь штурмовать инженера…
К вечеру на КП полка собрались лётчики, комэски, техники.
Докладывал Георгиев:
— Позади кабины лётчика, как известно, находится люк, через который открыт доступ в фюзеляж. Этот отсек предназначен также для груза. Если расширить люк, укрепить его кромку, то, по моим расчётам, на нём можно будет смонтировать турель для пулемёта…
Все примолкли, ожидая, что скажет инженер полка Георгий Георгиевич Васильев, изобретательный конструктор-практик.
Он подошёл к столу, взглянул на чертежи Георгиева, задумался.
— Это, конечно, не чертежи, а схема, вернее, эскиз… Но мысль в общем-то верная. По правде говоря, я и сам об этом давно думал…
За две ночи Васильев с оружейниками установили два пулемёта «ШКАС» на двух командирских машинах — Василия Сидоровича Георгиева и Харитона Ефимовича Исензона. В первый полёт парой их провожал весь полк. У турелей место стрелков заняли оружейники этих машин. Чтобы скорость была большей, бомбы не подвешивали.
Штурмовики прошли кромкой леса у СХИ и на предельно низкой высоте ударили по скоплению немцев в военном городке. Тотчас за ними увязались два истребителя «Фокке-Вульф». Сомкнувшись, крыло к крылу, друзья потянули «фоккеров» за пойму реки. Немцы подбирались безбоязненно. Стрелки, будто сговорившись, открыли огонь одновременно. Первый «фоккер» клюнул носом и рухнул на землю. Второй задымил, завихлял из стороны в сторону и скрылся где-то на правом берегу.
— Пошёл жаловаться! — услышал Исензон возбуждённый голос Георгиева. — Топаем до дому, Ефимыч…
Этот скоротечный бой видели из наших окопов Левобережья. Пехотинцы подбрасывали кверху пилотки, приветственно махали руками.
Никогда так не работали наши оружейники и механики: днём они обеспечивали боевые полёты, а ночью ладили на своих машинах «ШКАСы». И вскоре все лётчики имели рядом с собой надёжных защитников — стрелков. В полк зачастили инженеры с заводов и из соседних полков.
Новинка быстро нашла себе применение: впоследствии «ильюшины» стали приходить с заводов двухместными, стрелок мог переговариваться с пилотом, у него уже был крупнокалиберный пулемёт, стенки его отсека бронировались, а потом и угол обстрела увеличился.
Воспоминания лётчика младшего лейтенанта Калинина А.А.
Меня сбили на станции Матома. Приземляясь, я потерял сознание и очутился в плену у фрицев. В концлагерях, в самые тяжёлые минуты, я вспоминал о боевых друзьях… Мне становилось легче…
Высокий чернявый одессит Харитон Исензон. За сутуловатость и спокойный, уравновешенный характер мы в шутку называли его Медведем. За бортом комбинезона у него всегда торчала книжка, он был влюблён в поэзию.
Однажды механик по оплошности сбросил под самолёт кассету с зажигательной смесью, которая тотчас вспыхнула. А в отсеках были бомбы… Все, кто оказался поблизости, побежали в стороны. Исензон выскочил из машины и крикнул:
— За мной!..
Самолёт откатили в сторону, смесь затушили.
А вот Ваня Швырков, наоборот, был весёлый, подвижный, как ртуть. Лейтенантское обмундирование на нём — всегда с иголочки, ордена и медали надраены. Каждый считал за честь полететь с ним в разведку. Расчёт и маневр сочетались у него с разумной храбростью. Как-то в бою вражеский снаряд попал в козырёк фонаря. Осколками посекло лицо Ивану, повредило глаз, но он привёл самолёт на аэродром. Его тут же отправили в Тамбов, в госпиталь. Через несколько дней он сбежал оттуда. Приехал, явился на КП. Разбор полётов проходил, все были в сборе.
— Почему дезертировали из госпиталя? — строго спросил майор Ломовцев.
Иван вытянулся, щёлкнул каблуками:
— Там плохо кормят, товарищ майор… Во-вторых, там много медсестёр, а я не умею ухаживать за женщинами…
— В-третьих? — прервал его шутки командир.
— Страшно боялся, Дмитрий Леонтьевич. После выздоровления могли заслать в другой полк…
Он был прощён и продолжал воевать.
Все с большим уважением относились к Василию Сидоровичу Георгиеву. В часы отдыха его можно было видеть за необычным занятием: ремонтировал планшеты, шлемофоны, унты, куртки… И неторопливо вёл рассказ о том, что ему пришлось повидать, пережить. Штабное начальство нередко поругивало его за дерзость и пренебрежение к формальным установкам, которые он считал нелепыми и устаревшими. Зато сколько талантливых новшеств ввёл он в наше лётное дело!
Он первым добился разрешения на свободные полёты двумя штурмовиками. Позже мы все перешли на такие полёты, и наш полк стали называть «охотниками».
Охотник — это опытный, смелый, грамотный, инициативный и умный лётчик. Его дерзость должна равняться расчётливости, а хладнокровие — множиться на умение мгновенно принять решение и стремительно выполнить маневр. Охотникам не давали конкретной цели. Колонны автомашин с войсками и грузами, железнодорожные эшелоны, мосты и переправы, штабы и склады, танки и передвижение резервов — всё это входило в круг ударов наших штурмовиков-охотников.
Тогда между нами не произносилось вслух слово «героизм». Не принято было. Но каждый час боёв, любая минута схваток с фашистами являлись непревзойдённым героизмом.
Воспоминания военкома 1-й авиаэскадрильи Аронова Ш. И.
Октябрь, 1941 год.
В Воронеж прибывают пилоты, потерявшие свои машины в жестоких боях с врагом. Мы с завистью смотрим, как они получают новенькие Ил-2 и своим ходом направляются на фронт.
А мы зубрим теорию полётов. Перспектив на тренировочные полёты нет: все «ильюшины» предназначены фронтовикам.
Фронт всё ближе продвигается к Воронежу. Всё чаще прорываются к городу вражеские бомбардировщики. Но воронежцы трудятся поистине самоотверженно, изготовляют много оружия для фронта.
Сегодня наши лётчики и техники помрачнели: прошёл слух, будто придётся перебазироваться на восток. Значит, нам остаётся только мечтать о получении самолётов.
Накануне 24-й годовщины Октября поступил приказ: перебазироваться к новому месту дислокации. Сколько было душевной боли у каждого из нас, когда мы грузились в теплушки!
— Почему уезжаем? — возмущались пилоты. — Немцы-то наступают…
Мучительно долго плетёмся на восток, уступая дорогу идущим на фронт эшелонам.
С коллективом 567 шап я провёл самые тяжёлые годы войны. Поэтому я очень рад каждой весточке от однополчан.
Время это было сразу после формирования полка в тяжёлых боях на Северо-Западном фронте в марте-июне 1942 года, где смертью храбрых пали в боях с фашистами большинство лётчиков полка. Это было время героической борьбы личного состава полка на Воронежском фронте в июле-декабре 1942 года, его вклад в разгром гитлеровцев под Сталинградом.
В 567 шап я служил в должности военкома 1 авиаэскадрильи, а затем парторгом полка с момента формирования и по октябрь 1943 года.
После окончания курсов заместителей командиров полка в марте 1944 года служил в других частях и в 1958 году демобилизовался в звании подполковника. Вместе с ветеранами полка участвовал во встречах в Верхней Хазе Воронежской области, где покоится прах заместителя командира 1 авиаэскадрильи
К сожалению, по семейным обстоятельствам, не смог принять участие в Миргородской встрече. Как реликвии о дорогой памяти лётчиков 1 авиаэскадрильи, погибших в боях с врагом, я хранил фотокарточки некоторых из них. В 1966 году я их передал журналисту, редактору Центрально-Чернозёмного книжного издательства товарищу
В частности, бывшего адъютанта Мишарина и др. С огромным уважением вспоминаю военкома полка
Воспоминания лётчика, Героя Советского Союза Баранова И.
Мы летали вдоль дорог, у населённых пунктов, чтобы лучше ориентироваться при подходе к цели. Истребители сопровождения шли с превышением на 400−500 метров. Нас неизменно встречали «мессеры» и плотный огонь зениток. Ясно, что посты воздушного наблюдения врага, расположенные в основном в населённых пунктах, своевременно оповещали о наших полётах.
Капитан Ломовцев предложил летать небольшими группами, перед атакой цели набирать высоту 600−700 метров и сбрасывать бомбы с пикирования. Лётчик Аверкиев дополнил мысль командира: истребители должны сопровождать штурмовиков с интервалом во времени, чтобы сбить с толку посты наблюдения. Капитан Терентьев, командир эскадрильи, разработал маршруты полётов на высоте 150−200 метров, минуя дороги и населённые пункты.
21 марта полк получил приказ: разрушить переправу через Свирский канал. Прикрывалась она зенитной артиллерией и эскадрильей «мессершмиттов».
Шестёрку «илов» повёл Ломовцев. Скрытно, на большой скорости пробирались штурмовики к цели. Посты наблюдения немцев привыкли видеть наши истребители издали, а их не было. Слышался грозный гул моторов, но «илы» шли на такой малой высоте, что их трудно было заметить.
Немцы растерялись, в эфир полетели сигналы:
— Ахтунг! Ахтунг!
Группа беспрепятственно достигла переправы, ударила по зенитным расчётам, затем прицельно сбросила десятка два 100-килограммовых бомб. «Мессеры» ринулись преследовать уходящую эскадрилью, но были встречены нашими «мигами».
Штурмовики вернулись на свой аэродром без потерь. Переправа была полностью разрушена. Не успели её восстановить, как мы повторили налёт с тем же успехом. Это помогло наземным войскам разгромить две окружённые дивизии противника.
Мы получили благодарность в приказе Главнокомандования. Ломовцеву было присвоено звание майора.
Машин, пригодных к полётам, становилось всё меньше и меньше. Последний раз я слетал на командирском «иле», попал под огонь зениток и еле дотянул до аэродрома.
Вскоре мы всем полком выехали в тыл на переформирование.
Воспоминания лётчика, командира 1-й авиаэскадрильи в сентябре 1942 года, капитана Исензона Х.Е.
Сентябрь 1942 года.
На земле — кромешная тьма. Изредка на старте мелькнёт пятачок света. Выруливаю наугад.
Взлетаю. Ориентируюсь по Большой Медведице. Слева вспышки ракет — линия фронта. За ней сплошное безмолвие, тёмная череда леса и болот. Светает. Замелькали озёра. Между ними рекой льётся свет. Никакой маскировки, думаю, обнаглели, сволочи!
Перехожу на бреющий полёт и прицельно бью по автоколонне. Под крылом — паника. Не ждали! Со второго захода накрываю цель реактивными снарядами, с третьего — выбросил кассеты с зажигательной смесью. Вместо колонны — сплошное море огня и взрывов.
Близ передовой обстрелял из пушек артбатарею. Засветло возвратился на аэродром. Подбегают механики и оружейники, слышу возгласы:
— Ни одной пробоины!
— «Юнкерсов» не встретил? — интересуется штурман полка.
— Нет, не заметил…
— Только что прошли. А как зенитки?
— Не успели одуматься.
Назавтра, используя предутреннюю пору, уходят на задания мои друзья — Терентьев, Волков, Аверкиев, Чертков…
Нужно было обладать незаурядным мастерством пилотирования, чтобы взлетать до рассвета, отыскивать и поражать цели, а затем ранним утром возвращаться на аэродром, пока ещё не успели перехватить тебя истребители.
Сложные бои сказались на составе полка. За короткий период мы потеряли самых опытных товарищей.
Однажды группе наших штурмовиков была поставлена задача — нанести удар по скоплению немцев в одном из опорных пунктов врага. Мы вылетели рано утром, быстро собрались и легли на боевой курс.
При подходе к цели немцы открыли по самолётам ураганный огонь из зениток. Фашисты пытались огненной завесой помешать нам выполнить задание. Однако из этого ничего не вышло.
Лётчики второго звена старший лейтенант Георгиев, сержант Чернов и старшина Савин засекли зенитки и обрушились на них. Звено подавило огонь трёх зенитных точек и дало возможность остальным самолётам нанести удар по скоплению войск.
Надо сказать, что цель, которую мы атаковали, находилась в непосредственной близости от наших наступающих войск. Задача состояла в том, чтобы с первого захода выйти точно на объект штурмовки.
Ведущий группы тов. Ломовцев отлично вывел самолёты.
Этим налётом мы причинили немцам большой урон. Во время штурмовки смело действовали лейтенант Евдокимов и лейтенант Швырков.