Возрожденная грудь
ежедневная пища мужчины и
последнее утешение старика…»
(старинное выражение)
Астеничные грудки-яблочки средневековой красавицы выходят из моды. Не сразу, конечно, а постепенно (на картинах того же Боттичелли во многом еще сохраняются средневековые эталоны). Эстетическую цену приобретает оформившаяся грудь зрелой статной женщины, желательно познавшей радость материнства, но при этом не дряблая. Правда, по нынешним «силиконовым» временам даже груди пышнотелых красавиц с картин Рубенса покажутся достаточно скромными.
Кроме широты бюста ценили также его белоснежность. Недаром один из поэтов называет груди «сахарными головами наслаждения».
Ганс Сакс:
«У нее белая шейка, а под ней две груди, украшенные и испещренные голубыми жилками…».
Аньоло Фиренцуола:
«…Плечи должны быть широкими… На груди не должна проступать ни одна кость. Совершенная грудь повышается плавно, незаметно для глаза».
Ариосто «Неистовый Роланд»:
«Шея её бела как снег, горло подобно молоку, прекрасная шея кругла, грудь широка и пышна. Подобно тому, как морские волны набегают и исчезают под легкой лаской ветерка, так волнуются её груди. Угадать то, что скрыто под светлым платьем, не сумел бы взор самого Аргуса. Но каждый поймет, что оно так же прекрасно, как-то, что видно».
Одежда дворянок обзаводится поднимающими грудь корсетами и лифами, а также крайне смелыми декольте, порой полностью обнажающими «яблоки любви». Конечно, были и определенные ограничения. Обычно слишком большое декольте позволялось носить молодым незамужним девушкам (чтоб показать «товар лицом»), у замужних оно было поскромнее, а вдовам положено было закрывать грудь полностью (правда, ненадолго — всего лишь на неделю траура). Плюс ко всему, слишком смелое обнажение груди дозволялось лишь высшим классам общества, простолюдинки обязаны были не слишком выпячивать свои достоинства.
Определенные ограничения существовали и на изображения груди. Полную «обнажёнку» сначала разрешалось рисовать лишь на античные сюжеты. «Уместной» обнаженная грудь считалась и у кормящей Девы Марии.
Это привело к тому, что картины заполонили Дианы, Венеры и Мадонны (вид груди последней вряд ли вызывал у зрителя набожные чувства), в которых современники узнавали вполне конкретных красавиц — зачастую жен и любовниц привилегированных особ.
Например, художник Жан Фуке изобразил в образе Мадонны Агнессу Сорель — скандальную фаворитку французского короля Карла VII. Именно Агнесса ввела в моду стиль этакой «кормящей матери», когда платье полностью обнажало одну грудь. И даже предстала в таком виде на… публичном покаянии, которое французы окрестили «moult belle contrition de ses peches» («прекраснейшее сокрушение о своих грехах»).
Появляются в итальянских городах и фонтаны, где струи воды били прямо из грудей женских скульптур.
Стоит также сказать, что, наследуя античность, художники Возрождения вносили и свой вклад. Если древние греки стремились изобразить идеальную эталонную грудь, то теперь большую цену обрела и индивидуальная красота бюста. Недаром даже возникло такое понятие, как «рубенсовская» грудь.
Те, кому с объёмом груди не повезло, набивали свои корсажи ватой.
Демонстрация груди становится одним из основных приемов привлечения к себе внимания. Так, например, в Венеции обычай требовал, чтобы дворянки переходили улицу, прикрывши лицо маской или шалью. На почти вываливающуюся из декольте грудь это не распространялось!
Не помогла даже чопорная и очень закрытая испанская мода, захватившая Европу в начале XVII века. Итальянка Екатерина Медичи тут же внесла в неё свои поправки. Как и у испанцев, её платье поднималось прямо до шеи, где венчалась большим круглым гофрированным воротником. Но посреди всего этого великолепия Екатерина оставила… два выреза для «Венериных холмов».
Галантная грудь
(А. С. Пушкин «Торжество Вакха»)
С приходом эпохи рококо и так называемой галантной моды грудь однозначно становится центром внимания и самой эротически привлекательной частью тела. Теперь стало модным не просто её обнажать, а обнажать кокетливо, с намёком. Ведь XVIII век — это век изысканной любовной игры и эротического культа. Грудь отныне не полнокровная плодородная чаша изобилия, как в Возрождение, а источник любовного наслаждения. Она должна быть изнеженной, не слишком большой (помещаться в руке) и очень высокой.
Ретиф де ла Бретонн, «Господин Никола»:
«Когда я насытился, я обратил свое внимание на кокетливое поведение моей соседки, всё снова наливавшей мне вино. Я ответил несколькими комплиментами, расхвалил в особенности её белоснежную шею, которую она из кокетства обнажала так, что одна грудь была совершенно видна. Я польстил ей следующими стихами из «Орлеанской девственницы» Вольтера: «Кто не влюбится до безумия в такие прелести? Белая шея чиста, как алебастр, а внизу раскинулась холмистая долина Амура. Две круглые груди пленяют взор, подобно розам цветут их ореолы. Пышная грудь возбуждает желания. Рука протягивается к ней, в глазах — томный огонь, и жадно хотят к ней припасть уста».
Чтобы сделать грудь выше и краше, применялись всевозможные средства — уже упоминаемые корсеты, лифы, а также вошедшие в обиход каблуки. Каблуки тогда были призваны вовсе не «удлинять» ногу, а придавать телу женщины особую соблазнительную осанку, при которой её «белоснежные яблоки» ещё больше выпячивались. Соски грудей («глаза тела») подкрашивались (подобно тому, как сейчас красят губы), ведь розовеющий затвердевший сосок всегда был символом сексуального возбуждения.
Декольте (даже самые смелые) теперь носили не только на придворных мероприятиях, но и посещая церковь (попадаются свидетельства, что декольте носили даже в некоторых монастырях). Особую популярность также приобрел легкий платок, который накидывали на плечи, а при удобном случае сбрасывали, обнажая откровенный вырез на груди.
Обнажать женскую грудь, касаться её и целовать — отныне считалось вполне приличным. Скромность вызывала лишь насмешки: если девушка стыдится — значит, нечем похвалиться.
Покель, «Попытка характеристики женского пола»:
«Мало ли существует матерей, не только дозволяющих дочерям надевать неприличный костюм, но даже и наталкивающих их на это. Недавно одна мать заметила дочке в обществе, где были как дамы, так и мужчины: «Глупая девочка, ты почти совсем закрыла свою грудь. Терпеть не могу этой дурацкой стыдливости. Девушка недурна собой, а её грудь самая прекрасная во всей округе».
Кавалеры вздыхали, что «легче коснуться груди женщины, чем завоевать ее сердце». Дамы же постоянно находили повод показать свою грудь: то роза упала и уколола, то блошка укусила — «посмотрите!».
Популярным развлечением знати были и своеобразные конкурсы красоты, где дамы без стыда задирали подолы и распахивали корсажи. Известна история о трех англичанках, ходивших по лондонским улицам совершенно «топлесс». Так вот, народ собирался вокруг красавиц не с целью заклеймить бесстыдниц, а чтобы обсудить, чья грудь лучше. Так как груди их были красивы каждая по-своему, спор так ничем и не закончился.
А как только не называли женскую грудь поэты и писатели — «мысом блаженства», «алебастровыми горами любви», «поднимающимися копьями», «хорошенькими шариками с розовыми ягодками», «литаврами Купидона» и даже «яблочными варениками»…
Впрочем, полностью грудь обнажали редко, ведь не у всех она обладала от природы теми качествами, которые давали корсет, пудра и подкладки. Возникают и первые накладные груди, которые делали из воска и обтягивали кожей. Пишут, что даже механизм придумали, заставляющий эту грудь вздыматься и опускаться. Тогда же в среде дворянства становится правилом нанимать для своих детей кормилиц, чтобы перси прекрасных дам не теряли своей формы.