Центром его будет — конечно! — тележка. Нагружённая до зубов. Тут и корзины, и мешки, и мешочки, и узлы, и сумки, а то и бочонок, а то ещё — в безразмерной авоське — банки и бутыли для засолов, варений, заквасов и маринадов. Тележку — само собой — кто-то толкает. Мужчина оно или женщина, с беглого взгляда не разберёшь. Потому что у этого «неразберёшь» на спине рюкзак, на груди — перед самым носом — картонка, на голове шляпа от солнца. До солнца ещё далеко. Время рассветное. Но шляпу пристроить некуда — только на голову.
Вот так человек уже с первого шага в сторону дачи превращается… Даже не скажешь, в кого. Так как обидеть этого человека — работящего, преданного семье, берущего на себя все труды и муки по её спасению — не повернётся язык. Но и от правды не денешься никуда.
А кстати. Если спросить себя, почему это русское тёплое слово «дача» так легко заменилось на слово чужое — фазенда? Видно, скорее всего от того, что с дачи ушло именно то, что и делало дачу — дачей. Местом летнего отдыха. Именно — отдыха! Когда человек — сбросив с себя все житейские тяготы и заботы, пыль и грохот любимого города — восстанавливал силы души и тела. Становясь за дачное лето бодрей, веселей, моложе и утончённей себя.
И только поэтому — при одном слове «дача» — как на картине художника — видишь светлую русскую женщину, в лёгком кисейном платье. Она или с книгой в руке. Или просто сидит в старинном уютном кресле, глядя задумчивыми глазами в зелёные купы кустов. Или видишь полуночное небо в огромных сияющих звёздах. А под небом семья: взрослые, дети. Поют. И ты всем естеством ощущаешь их тихую песню. И такая в ней задушевность, такая искренность живых настоящих чувств, будто сама человечья душа — через песню — повествует высокому небу о своём непростом житье-бытье на земле.
Вот что такое дача в памяти сердца. А фазенда — это фазенда. Ничего в самом слове родного. И заполнить такое слово можно любым содержанием.
Что и сделали наши родители, а тем более бабушки-дедушки. Превратив фазенду в настоящий плацдарм в битве за выживание. Огороды, теплицы, деревья, кусты, — а где и кролики-курочки с цыплятами — всё требует непростого труда. И дорогие наши фазендщики — от зари до зари — копают, сажают, прошуют, поливают, борются с вредителями… Часами согнувшись над этой бесценной грядкой петрушки. И так за день ухайдакаются над ней, что — уже на ночь глядя — едва-едва доползут до стола, чтоб проглотить заждавшийся ужин. А часто не просто ужин. А три в одном: завтрак, обед и ужин вместе. Потому что в азарте трудов некогда было подумать о каком-то обеде, а тем более о послеобеденном сне.
Некогда, некогда, некогда думать о такой чепухе, как Я. И со временем это Я под ударами дачного лета бледнеет, обесцвечивается, тускнеет. И то тонкое и высокое, что ещё вчера оно излучало, вымывается, рассыпается, превращается в прах. Человек становится существом.
И даже если ему повезёт, и он соберёт богатый, в самых смелых надеждах взлелеянный урожай. И если ему повезёт вдвойне и урожай не разворуют воры и бомжи, а он — на себе или машине зятя — перетащит его в свою городскую квартиру и всю зиму будет спасаться его плодами. И подкармливать дорогих детей. И друзей. И любезную сердцу соседку. И эта удача окрылит его. И он с ликованием — и детям, и внукам (отрывая их от компьютеров), и друзьям, и соседке — будет рассказывать о своих победах на грядке. Рассказывать и сегодня. И завтра. И послезавтра. Слушать его — неинтересно. И сам он — неинтересен. Потому что о чём-то другом — помимо вот этой грядки — он уже говорить не способен.
Каторга — это каторга. Она делает своё дело, ощущаем мы результат его или нет.
Всей душой сочувствуя этому человеку, хочется хорошенько подумать, что же тут можно сделать, чтобы родному тёплому слову «дача» вернуть былое предназначение. Превратить его в место и посильной работы, и настоящего отдыха. В место обогащения нашего Я и просветления духа.
Сразу же надо признать — одним махом эту проблему уже не решить! Тут нужна терпеливая, долгая терапия. И провести её сможет не каждый хозяин фазенды. А только тот, кто подспудно уже ощущает, что давненько пора разгрузить этот труд на износ и хоть как-то приблизить фазенду — к даче.
Прямого совета, как это сделать — нет. Но есть вариант, который можно попробовать. Прежде всего: не рубить привычное топором. Ничего хорошего не получится. Спокойно, несуетливо — обдумав себя самого и обстоятельства своей жизни — можно начать с самого малого.
Например. Из привычного ритма фазендной жизни вырезать один-единственный день. Не воскресенье — когда нахлынут друзья и родня. А — субботу. И даже не всю, а половину субботы. Время обеда, после обеда и — до самого сна.
Всего пять-шесть часов! Но как восхитительно можно ими распорядиться!
Пообедали. Помыли-сложили посуду. И — прислушиваясь к себе — сделали то, что хочется. Обязательно именно то, что хочется! Хочется — приняли душ, сорвали пару-тройку клубник или малины, взбили их с ложкой сметаны. И, наложив эту чудную маску на лицо и шею, прилегли на любимом диване. На подставленный валик забросили ножки, закрыли глаза, улыбнулись и сказали себе: «Я — великая умница!»
А можно — в самой гуще зелёных кустов — сесть в любимое кресло. Раскрыть любимую книгу и почитать. Почитать две-три страницы, не больше. Но пусть это будут — любимые ваши страницы. Любимого вами автора. Любимый писатель потому и любимый, что знает и любит вас. И даже если он пишет о чём угодно, он пишет об этом так, как вы написали бы о себе. Если б умели писать. Побыть с таким автором — это побыть с собой. Со своими вопросами к жизни, со своими ответами, со своей безответностью. А ещё хорошо — абсолютно не думая ни о чём! — просто сидеть в этом старом уютном кресле и гладить любимую кошку.
Главное — отдыхайте! Загружайте себя тишиной. Растите её в себе. Полюбите этот процесс ращения тишины. Это и есть — настоящий душевный клад человека.
А ещё — если хочется — возьмите лукошко и лёгким, прогулочным шагом пройдитесь в ближайший лесок. И даже если в лесу вы ничего полезного не найдёте — ни ягоды, ни гриба — вы наткнётесь на нечто более важное: таинственный запах тенистого леса, голос птицы, касание лёгкого ветерка… И такой глубины тишина, будто вас вынесло за пределы земного мира. Будто вами давно забытый невидимый мир раздвинул свои границы. И вы ощутили себя — в бесконечности мирозданья. И все земные дела — включая любимые грядки — с его высоты вам покажутся мелкими и ничтожными…
И вы рассмеётесь… Или заплачете… И это будет высшая точка, которой закончится день.
А назавтра всё войдёт в привычную колею. И вы — опять с головой — нырнёте в накатанную круговерть обычных дел и забот.
Но вот эти мгновенья — глубокой внутренней тишины и ощущения безразмерности мирозданья — они не покинут вас. Они превратятся в неуловимый, но настойчивый зов. Зов в какую-то совершенно другую жизнь… К какой-то совершенно другой себе…
И именно этот зов — трудно, но неуклонно — начнёт превращать фазенду в дачу. И каторга дачной жизни преобразуется в роскошь душевного наполнения.