Утром следующего дня мой муж сопровождал меня в известный самарский роддом, который мы выбрали после долгих прений. Главная заведующая, милая женщина, отговорила нас пользоваться платными услугами, сказав, что всё хорошо сделают и так, бесплатно. Прощаясь с мужем, я попросила на сэкономленные деньги купить хорошую коляску.
Не стану описывать подробности моего обитания в роддоме. Скажу лишь, что на второй день я подошла к главному врачу и попросила сделать мне операцию завтра. Видя моё упадническое настроение, она согласилась.
Завтра наступило. «Господи, — просила я, — сделай так, чтобы операция прошла успешно».
Как на казнь, шла я на операционный стол, зная, что не услышу первых криков своего ребёночка, не увижу в первые минуты его «земной» жизни.
— В первый раз, значит, рожаете? — чей-то голос выводит меня из ступора.
Врач — анестезиолог. Он будет делать мне общий наркоз.
— Да, первый, — соглашаюсь я.
— Да вы не бойтесь, всё будет по высшему разряду, сделаем вам хороший наркоз… Кстати, вам какой наркоз, советский или импортный? Предупреждаю сразу, от советского бывают галлюцинации.
— Конечно, импортный…
— Тогда с вас две тысячи рублей, отдадите после операции.
«Боже, помоги», — шепчу я и залезаю на холодный стол. Один укол, и три часа моей жизни прошли в страшной темноте. Не хочу больше…
После того, как я научилась заново вставать, ходить и есть после операции, когда прошла первая невыносимая боль в районе разрезанного и выпотрошенного живота, наступило счастье. Оно заключалось в маленьком крохотном комочке, сынишке Ромочке.
— Готовьтесь к выписке, — сказала врач, снимая швы.
То же самое услышала моя соседка по палате. Когда мы, две новоиспечённые мамы, собирали вещи, она спросила: «А что ты презентуешь медсестре, которая оформляет выписку»? «Медсестра сказала, чтоб конфеты и шоколадки её не дарили, лучше фрукты».
Что ж, я попросила мужа купить фрукты. До свидания, роддом. А может, прощай?
Человек предполагает, а Бог располагает. Так получилось, что через три месяца мне снова сделали операцию. В этот раз по удалению аппендикса. С острым приступом меня привезли на скорой в больницу в три часа ночи. В приёмной взяли анализы и приказали дежурной нянечке отвести меня в палату. Когда мы шли, плутая по длинным коридорам, нянечка вдруг спросила:
В палате помимо меня лежало ещё 16 больных. Через тонкую перегородку находилась женщина с таким же диагнозом — аппендицит. Мы разговорились.
— Ужасные условия, — сказала я, — но зато хоть денег не взяли.
— Вы говорите, бесплатно? А я четыре тысячи заплатила, — удивилась пациентка, — здесь ничего бесплатно не делают, походите, поспрашивайте…
Журналистское любопытство взяло верх. Я втёрлась в доверие к некоторым больным, и они подтвердили, что на каждую операцию установлен лимит. За удаление грыжи — 12 тысяч, на желчном пузыре — восемь тысяч.
— Да ты не радуйся, до операции не взяли, значит, после возьмут, — утешила меня одна бабушка.
Скажу сразу — не взяли. Я до сих пор гадаю, почему. То ли врачам стало жалко бедную молодую кормящую мамашу, то ли испугались, что я воспользуюсь своей профессией журналиста, и напишу разоблачающую статью. Не могу точно сказать.
А сегодня муж сказал, что хочет второго ребёнка. Значит, ещё одно кесарево?
— Заработаешь на наркоз и фрукты, — тогда и поговорим, — закончила я разговор.