Но главное здесь — без забот. Именно в этом весь смысл. Потому что если с заботами — ты уже не нимфа и не наяда, взгляд твой уже не так девственен в смысле простоты мира, на безмятежном челе могут появиться следы от раздумий, да и стан может подвести в любую минуту…
Как это — без забот? Это значит — без детей, без мужчин и женщин, без всех близких и любимых, и даже без работы (да простят меня те, кто может себе это позволить)? А в чем же тогда жизнь-то заключается?
У нас вместо листовок — огромная мощь СМИ и индустрии красоты. И ни одного полноценного исследования о том, насколько выдаваемый продукт соответствует тому, чего хотят женщины и чего от них ожидают мужчины.
Сначала о девичьем-наболевшем у всех — прокрустовом ложе размеров. «90−60−90» стало магическим заклинанием. Шаг вправо (100 — или здесь никто не против?), шаг влево (80) считаются преступными и вообще недостойными звания белого человека чуть ли не в прямом смысле этого слова. «Золотой миллиард» занят нешуточно — подгоняет себя под придуманный стандарт. И ведь заняты и душа, и тело, любая религия позавидует, вовлеченность в процесс полная и безоговорочная.
О стандартах красоты и о стремлении выглядеть моложаво написаны сотни тысяч статей. Стремление быть вечно юным — это очень по-человечески. Здесь не только не возразишь, но и понадеешься, что как-то в будущем уж с тобой-то обойдется без помощи спецтехнологий. Но стремление к моложавости не отменяет обычной жизни с ее заботами. А с заботами — взгляд все же другой, даже если личико свежо самой первой свежестью.
И тут вдруг заметили: и раньше всем (взрослым) было понятно, что для глянца снимают такой же «глянец», то есть лицо в косметике, затем в ретуши (в маскхалате, я бы сказала). Чтобы ни морщиночки, ни прыщика, ни растяжечки. А они есть (даже растяжки — вот диво), те, кто видел подиумных девушек «живьем», подтверждают. Но ретушь — это уже старо.
Зато теперь и вовсе новые веяния. Моделей подают в фотошопе. Их еще больше «истончают». Талия по размерам почти приближается к переносице… Такое впечатление, что женщина дошла в голодании до ручки. Но кто из нас дошел до ручки? Те, кто вбрасывает подобные фотографии, или мы, на них смотрящие? Урезать и без того бестелесные тела — это уже что-то новенькое и совсем странное.
Другая история — еще интереснее. Модель Лиззи Миллер сняли «как есть». И животик там вдруг оказался (никаких накачанных кубиков). А в журнал в поддержку фотографии пошли сотни писем, настолько приятно было видеть все несовершенства, люди изголодались по реальности. Это стало буквально мировой сенсацией, откликнулись все мировые газеты, взорвался Интернет.
Но 70% тинейджеров продолжают верить глянцу, в котором подают продукт, одновременно обвиняя естественность и навязывая абсолютную ирреальность. Наступила новая эпоха — эпоха фотошопа. По силе воздействия — несравнимая ни с чем. Когда пришла эра книгопечатания, люди читали и, безусловно, воображали. Воображаемые образы тоже имеют не самую близкую связь с реальностью, но они не были навязаны извне с помощью настолько мощной мистификации.
Что же, прикажете вообще смотреть на все по принципу: «Не верь глазам своим!»? Если нам будут втюхивать сплошь фотошопные продукты красоты-здоровья-стиля жизни, что нам останется? Ведь фотошоп для жизни еще не изобрели. Нет у нас функции «искажение», в которой можно было бы сделать глаза в пол-лица, гостиную — в полгектара. Нет и других кнопок, с помощью которых можно «пересадить» мужа в Альфа-ромео последней модели (а хоть бы и не последней). У нас нет кистей, у нас нет ластика. Все, что у нас есть — все та же реальность. Другой не придумали. Нам не к кому воззвать: «Сделайте нам красиво!».
А пока понесемся мы своими легкими ножками по делам. И будем в заботах и хлопотах. И пусть нам кидают новые листовки-руководства даже не к действию уже и не к мечте, а к тому, что считать красивым и должным. К нашей жизни эти картинки не имеют уже вообще никакого отношения.
Нет, хорошо быть нимфой. Но не всегда получается. Не всегда хочется беззаботно резвиться, убегая от сатиров и приманивая эпических героев.
Кстати, и у нимф были дети. Есть откуда-то уверенность, что случались и у них минуты, когда было не до порхания, игр и смеха колокольчиком.