У вас такие вопросы не возникают, когда вы видите человека с явным умственным отставанием на рабочем месте? Наверняка, да! Почти у каждого. Зачем это обществу? Почему тратится столько энергии на обустройство жизни умственно отсталых людей? Почему здоровые люди должны работать для этого?
Я думаю, что первичный мотив — это любовь. Любовь родителей к детям. Огромное количество случаев, когда родители отказываются от своих детей-инвалидов, но это только случаи. Как правило, родители растят таких детей, несмотря на все сложности и трудности. Отсюда и государственная поддержка, и общественная поддержка, и научные исследования.
Рассказывает Ира Эпштейн:
«Некоторые могут работать на свободном (открытом) рынке труда, например, в супермаркете: складывать покупателям товар в пакеты. Кто-то работает на складе.
Они понимают, что они неполноценные, что они ограничены во многом, но мы им не делаем никаких скидок: хотите быть обычными людьми — пожалуйста. Делайте, берите ответственность за свои поступки, ведите себя, как это подобает в обществе, идите работать.
Не нравится? Один подопечный мне сегодня пожаловался, что ему надоело работать на складе, у него болит спина, пусть возьмут кого-нибудь другого. Я ему говорю: «Какого другого? На этой работе работают обычные люди.» Я разговариваю с ним его же словами: «На этой работе работают обычные люди. Что ты думаешь, робота туда возьмут? Туда придет другой, но обычный человек. Ты хочешь быть как все люди? Как большинство граждан? Посмотри, кто работает рядом с тобой на складе! Это же обычные люди, как мы с тобой! У тебя есть выбор: либо ты работаешь здесь (работу для вас найти очень нелегко), либо ты возвращаешься на фабрику для инвалидов». «Нет, я не хочу! Это не моя работа, это низкий уровень. Я хочу быть, как обычные люди!» «Обычные? Вперед, на работу!»
Хочешь быть обычным — пожалуйста, работай по 8 часов, вставай в 6 утра, езжай туда на автобусе, работай. И физически у него нет никаких ограничений. То, что он плохо читает или пишет, не освобождает его от того, чтобы быть взрослым и быть обычным.
Две мои подопечные работают в гостиницах на шикарных условиях. У меня нет таких условий, как у них. Они на праздники приносят подарочные купоны по стоимости в три раза больше, чем получают мои вожатые. Не говоря уже о завтраках и обедах, которые они там получают. В гостинице они полируют столовые приборы, делают различные работы по кухне. Работа очень монотонная, минимальная зарплата. У этих людей пожизненная пенсия, они как бы не должны были работать, но они работают.
Среди них очень часто можно слышать: «Как ты думаешь, мы уже похожи на нормальных людей? На обычных?» «Интересно, моя зарплата приближается к зарплате обычного человека?»
Отношение работодателей к нашим пациентам заслуживает особого разговора.
Мне позвонил директор гастронома. «Я понимаю, что монотонная работа выводит Шломо из себя, поэтому он начинает себя вести неадекватно. Он злится, но я ему объясняю, что так нормальные люди себя не ведут, что он должен держать себя в руках и работать. Делать то, что ему говорят. (Мне говорят: „Твой псих! Он бутылки на улице оставил, а у меня сегодня проверка из муниципалитета“)»
Я была просто поражена: он разговаривает как директор школы для умственно отсталых. И это директор гастронома! «Я понимаю, я даю ему час отдохнуть. У всех — 15 минут, а я Шломо не трогаю, пока он не доест свой сэндвич и сам не спустится вниз. Я понимаю, что ему нужна душевная такая разрядка среди работы, после этого он успокаивается и лучше себя ведет».
Даже не просили его. Я Шломо объясняю, чтобы он вел себя, как все: все спустились — и он спустился после обеденного перерыва. Директор мне звонит: «У Шломо сегодня рука заболела, я его отпустил пораньше. И на душе у меня неспокойно: он дошел до дома? Откровенно говоря, когда они крутятся по городу, мне неспокойно. Ой, у меня прямо от сердца отлегло!»
У тех, кто работает на открытом рынке труда, могут быть осложнения другого плана. Один из таких особенных людей работал по найму в продуктовом магазинчике: бакалея, гастрономия, вина и пр. Однажды некто (до сих пор личность не установлена) подъехал к магазину, увидел нашего героя и спросил: «Ты можешь мне погрузить пару ящиков виски?» «Да, могу!» И погрузил. Когда посетитель уехал, хозяин начал допытываться: «Кто это был? Ты его знаешь? Что ты ему погрузил? Кто тебе сказал, что ему можно грузить?» В итоге нашего героя побили (!), что для Израиля как бы исключительное событие, и выгнали с работы. За что? За превышение полномочий (хотя хозяин, как я понимаю, виноват сам)! Наш герой не остался без работы, но вот такой случай… При всем том ему доверяют вкладывать деньги в банк (выручку)!
Найти работу для умственно отсталого — не очень легкая задача. И организовать отдых для такого контингента — тоже непросто.
Ира Эпштейн продолжает свой рассказ: «Сегодня в тель-авивском „Акиме“ (это опять же новая должность, еще года нет) есть координатор по свободному времени. Раньше мы должны были придумывать: на какие экскурсии мы поедем, на какие кружки мы будем ходить. Может быть, не водить их скопом, а уметь увидеть, что нужно каждому, и отвести именно на этот кружок. Так сегодня есть такой работник, который снял с нас эту заботу: она все организует, все делает. И для каждого она пытается найти (работая совместно с нами, мы взаимодействуем достаточно успешно), кого на какой кружок отвести. Кому не хватает, скажем, уверенности в себе, пригласить тренера по тэквандо или дзюдо. А девочки — чтобы пошли на кружок восточных танцев. И тогда, если они придут на вечеринку, скажем в какую-то нормальную компанию, на работе (например) они не будут стоять в стороне, а будут танцевать лучше всех. Им это даст уверенность в себе. И окружающие начнут относиться к ним с большим пониманием, с большей симпатией, когда видят: „Ой, смотрите, она танцует лучше, чем мы все танцуем. Вау! Что они умеют!“ Это дает им плюс, фору».
Думаю, что окружение тоже испытывает нечто вроде гордости за достижения особенных людей: без поддержки каждодневной, ежечасной им было бы плохо, очень плохо. И наоборот, если нет заботы о таких людях — можно считать, что все нормально, что все хорошо?