В 1914 году в России был напечатан рассказ «Завтрак в невесомой кухне» Я. Перельмана в журнале «Природа и люди». Подзаголовок у него был: «Научно-фантастический рассказ». Сам рассказ был оформлен как «пропущенная» глава романа «Из пушки на Луну».
А английское название нового литературного жанра придумал в 1915 году Хьюго Гернсбек. Он назвал его «science fiction», что, если буквально, следовало бы перевести как «вымысел о науке».
Как стал научным фантастом Жюль Верн? Очень просто. Он очень любил писать, популяризируя последние достижения науки, его первые рассказы вышли еще летом 1851 года. При этом, испытав какие-то ощущения, он описывал не совсем их, а в сильно преувеличенном виде.
Например, после того как он совершил путешествие из Ливерпуля в Нью-Йорк и обратно на пароходе «Грейт Истерн», он написал роман «Плавучий город» — про то, как специально для очень богатых людей построили гигантский корабль-город, который обеспечивал своим жителям максимальный комфорт и всегда отличную погоду.
А ведь навеявший писателю все эти впечатления «Грейт Истерн» был всего лишь очень большим для того времени колесным пароходом с парусами! Но воображение Жюля Верна смогло создать идею сооружения, к которому (в рамках развития науки сегодня) люди дойдут еще очень нескоро.
Герберт Уэллс написал свою «Машину времени» в 1895 году, оказавшись, таким образом, первым научным фантастом Англии.
Читателям понравились и изыски ближайшего развития науки, описанные Жюлем Верном, и придуманное будущее Земли, описанное Гербертом Уэллсом. Научно-фантастические романы у читателя пользовались спросом. А спрос рождает предложение, посему писать в новом жанре начали и другие писатели.
Романы Жюля Верна и Герберта Уэллса просто описывали реальную современную для авторов жизнь на Земле, пока вдруг не случалось «нечто» экстраординарное. Ну, скажем, марсиане прилетали в своих кораблях с Марса или выныривал из пучин океана гигантский нарвал, который оказывался в итоге подводной лодкой «Наутилус» капитана Немо — и дальше шло описание обычных современников писателей, просто в условиях крайне необычных обстоятельств.
После Первой мировой войны писатели-фантасты стали модны. Почти как комиксы. В одном из своих романов чех Карел Чапек придумал термин «робот». В 1925 году Жозеф Анри Рони-старший написал роман «Звездоплаватели», в котором был употреблен термин «астронавтика». А вообще в период между двумя мировыми войнами фантастика печаталась в так называемых pulp-журналах. Это был несерьезный жанр, вроде комиксов.
В СССР в это время были и Владимир Обручев, и Алексей Толстой, и Александр Беляев, в романах которых человек начинал покорять космос, делал великие открытия в самых различных науках — от географии до хирургии. Советская фантастика была занята популяризацией успехов науки, продолжая направление, заданное Жюлем Верном.
В середине XX века родилась «космоопера» — большие романы, на страницах которых гигантские космические корабли покоряли просторы Вселенной, а бесстрашные пионеры-косморазведчики открывали новые миры и их богатства. В это время начали творить самые знаменитые фантасты XX века: Азимов, Хайнлайн, Бредбери, Саймак и многие другие.
Если романы Жюля Верна можно было объединить только общей темой «описание чудесных путешествий и восхищение развитием науки», то фантасты середины XX века уже писали серии романов и начинали творить свои миры.
Тот же Азимов с его великолепной серией книг о роботах, о развитии человечества, подготовке человечества к межзвездному прыжку, покорению Галактики и созданию гигантской межгалактической Империи… Которая через много десятков тысяч лет развалилась и вновь воссоздалась, но уже вокруг другого центра — и тоже в течение многих тысяч лет (серия «Основание»). А в окончании серии «Основания» читатель с удивлением узнает, что тема «основания» выросла из ранних романов Азимова о робототехнике: там появляется один из героев «Стальных пещер» — по хронологии автора это происходит через десятки тысяч лет после событий этого романа.
Станислав Лем написал великолепную серию о пилоте Пирксе, описав постепенное взросление курсанта школы космогации, а потом его взросление, сначала становление пилота, а потом и капитана космического корабля. Несколько десятков лет, практически вся жизнь космопилота — в серии рассказов.
Мир «Дюны» Фрэнка Герберта тоже описывает галактическую Империю. Тут и всесильный император, и его приближенные вельможи, каждый из которых являлся владельцем множества планет. И при этом мир непередаваемой жестокости, когда уже бесконечно богатые, надеясь разбогатеть еще больше, убивают без зазрения совести не просто тех, кто им противостоит, но и целые страны и народы.
А еще примерно за последние полвека были созданы и оптимистичные миры будущего.
Мир драконов Перна авторства Энн Маккефри. Странно, но, как оказалось, жители сверхвысокотехнологичного мира могут желать построить свой собственный мир на основах ограничения технологий, во имя достижения патриархальных отношений, времен, знакомых создателям этого мира только из романов — когда младшие уважают и слушают старших, когда законы существуют для того, чтобы их исполнять, и когда люди сплочены вместе и работают ради блага своей общины.
В советской фантастике мэтры тоже создавали миры торжества коммунизма и, до некоторой степени, коммунистического рая на Земле и в Галактике.
Иван Ефремов создал в серии романов мир общегалактического коммунизма «Великого Кольца».
Братья Стругацкие создали несколько серий научно-фантастических романов. Среди их миров и «Мир Полудня», и серия о Максиме Каммерере.
Жаль, что в последние десятилетия научную фантастику вытеснило фэнтези, а фэнтези, в свою очередь, начали вытеснять аудио-книги. Хороший чтец и из инструкции по эксплуатации пылесоса может интонационно создать что угодно. Хоть ужасы, хоть героическую балладу.
А некоторые сегодня вполне счастливы, отправив в нужник все свои книги. Им, прогрессивным, вполне достаточно Интернета и ТВ. Неужели и впрямь мир катится к невежеству?
Ерунда — так считали еще в Древней Греции, ибо настенные надписи с причитаниями «куда катится современная молодежь…» археологи датировали примерно 5-м веком до нашей эры. Как молодежь никуда не укатилась — так вернутся в обиход и книги. Хочется верить.