1904 год «Варяг» встретил в нейтральном корейском порту Чемульпо. Обстановка предвещала скорую войну, и командир крейсера Всеволод Руднев понимал: если японские корабли перекроют узкий выходной фарватер с рейда, то «Варягу» останется единственное — геройски погибнуть. Но «наверху» этого понимать не хотели. Инструкция, поступившая от царского наместника адмирала Алексеева, гласила: «Не препятствовать высадке японских войск, если бы таковая совершилась до объявления войны… Ни в коем случае не уходить из Чемульпо без приказания».
Не в пример российскому флотскому руководству, все это прекрасно понимал командующий японским флотом адмирал Того. Но гибель «Варяга» его не устраивала, он имел на крейсер другие виды — преподнести его как подарок императору к годовщине восшествия на престол. И «подарок» стоил того. Это был мощный корабль, обладавший высокой скоростью — 24 узла, и имевший по двенадцать 152-мм и 75-мм орудий, десять орудий меньших калибров и шесть торпедных аппаратов. Канонерская лодка «Кореец», оказавшаяся в это время в порту Чемульпо, японцев не интересовала. Она уже отметила свое пятнадцатилетие, а из девяти ее орудий только три имели большой калибр и приличную дальность стрельбы.
5 февраля от капитанов иностранных кораблей Руднев узнал о разрыве Японией дипотношений с Россией. Выводить корабли с рейда он не стал — не решился нарушить инструкции царского наместника. Оставалось добиваться внятных распоряжений от посланника в Корее, которому он подчинялся как командир корабля-стационера. Но действительный статский советник Павлов все надеялся, что придут указания из министерства. И только 8 февраля, когда от прибывшего на пароходе «Сунгари» (еще один влез в ловушку) американского военного агента стало известно, что японцы планируют начать войну на следующий день, Павлов послал «Корейца» с донесением в Порт-Артур.
Но выход в море уже перекрыт японской эскадрой, и «Кореец», уклонившись от выпущенных по нему торпед и «огрызнувшись» несколькими выстрелами из пушки, вернулся на рейд. Вслед за ним в бухту вошла часть японской эскадры. Миноносцы окружили российские корабли, а транспорты под прикрытием крейсеров стали высаживать десант.
Наступил момент, когда командир вынужден задать себе гамлетовский вопрос: «Быть или не быть? Перешагнуть через инструкции и атаковать японцев (победителей у нас не судят) или ждать распоряжений?». Формально, торпедной атакой на «Кореец» японцы боевые действия начали. По артиллерии их три легких крейсера и четыре миноносца, прикрывающие транспорты с десантом, примерно равны российским кораблям. А в условиях тесной бухты, когда японские корабли лишены маневра, шансы на успех в бою значительно возрастают.
Мы не знаем, понимал ли Руднев, что в его руках находился «ключ» к началу сухопутной войны с Японией. Если он уничтожит десантные корабли, то сорвет захват Кореи японцами и на какой-то срок отодвинет их сухопутную операцию против России. А в тех условиях каждый дополнительный день значил очень много. Руднев принял решение ждать. Вправе ли мы его за это винить?
К вечеру японские корабли из бухты ушли, а русские корабли даже не попытались в темноте пойти на прорыв, что было вполне реальным при хорошем знании фарватера. Утром следующего дня командир «Варяга» получил ультиматум от командующего японской эскадрой. Теперь выбирать было не из чего. О сдаче в плен не могло быть и речи; оставалась попытка прорыва с боем, а если не получится — геройская гибель. И здесь опять возникает загадка — почему прорыв двух кораблей, а не одного «Варяга»? Совместно с «Корейцем», реальная скорость которого всего 9−10 узлов, шансы на прорыв равны нулю. Если же снять с канонерки команду, то крейсер получит резерв опытных артиллеристов (в предстоящем бою самые большие потери будут среди них), а отсутствие в кильватере тихохода позволит в полной мере использовать преимущества скорости и маневра. Руднев имел право на такое решение, но пошел на прорыв вместе с «Корейцем».
О своем решении Руднев сообщил командирам иностранных кораблей, которые уже готовились покинуть рейд, чтобы не мешать японцам. Моряки иностранных кораблей, понимая, что русские идут на верную гибель, провожали их криками «Ура». На итальянском корабле оркестр исполнял гимн России.
Выход в открытое море был перекрыт японской эскадрой из 6 крейсеров и 8 миноносцев. Соотношение 2 к 14 говорит само за себя, но «Варяг» и «Кореец» шли прямо на эскадру, и в 11 часов 45 минут с крейсера «Азама» прозвучал первый выстрел. В ответ ударило 8-дюймовое орудие «Корейца». Начался беспримерный бой — «последний парад», как назвал его затем автор песни о «Варяге».
Основной огонь японцы сосредоточили на «Варяге», надеясь с тихоходным «Корейцем» разделаться потом; они понимали, что, пока канонерка на плаву, крейсер не воспользуется преимуществом в скорости. На крейсер обрушился ураган огня, на нем были выведены из строя или повреждены почти все орудия, перебиты рулевые приводы, неоднократно возникали пожары. «Варяг» получил 5 подводных пробоин и сильно накренился. На нем погибло 31 и было ранено более 190 человек. Трудно поверить, но «общий счет боя», продолжавшегося около часа, явно в пользу российских кораблей. Ими потоплен миноносец и серьезно повреждены три крейсера; причем один впоследствии затонул, а два встали на длительный доковый ремонт.
Тяжело израненный «Варяг» был вынужден выйти из боя и в сопровождении «Корейца», не получившего прямых попаданий, вернуться на рейд. Продолжить бой крейсер не мог, и Руднев принял решение уничтожить российские корабли, а их команды разместить на иностранных кораблях. Принять русских моряков отказался только командир американского «Виксбурга».
Около 16 часов на «Варяге» открыли кингстоны, «Кореец» взорвали, «Сунгари» подожгли, а затем утопили.
В России о результатах боя, судьбе кораблей и людей узнали только 18 февраля из телеграммы, отправленной Рудневым из Шанхая. До этого считали, что корабли и их команды погибли, как о том сообщили японцы. Вскоре имя «Варяг» замелькало на страницах газет и журналов. Событие, о котором журналисты узнали от иностранных моряков, ставших свидетелями подвига, изумило мир.
Для России война складывалась крайне неудачно, пресса открыто обвиняла военное руководство в бездарности. В этих условиях бой при Чемульпо оказался как никогда кстати; появилась возможность показать первый реальный боевой успех и возвести его участников в ранг национальных героев. О том, что предшествовало бою, предпочли забыть.