В январе 1918 года поэт уезжает из голодного Петрограда в относительно сытую Эстонию и — неожиданно для самого себя — оказывается в ином государстве. Эмигрантом. А поскольку «красных» эмигрантов не было и не могло быть, а «серые», «серо-буро-малиновые» или эмигранты «в крапинку» — это что-то из области фантастики, то он, автоматически, становится белоэмигрантом. И кто, спрашивается, будет преподавать творчество чуждого социалистическому государству поэта в советской школе?
Правда, Северянин был настолько значимой величиной среди поэтов Серебряного века, что даже помимо воли составителей школьных программ о нем всё-таки упоминали на уроках литературы. Чаще всего в связи с выборами «короля поэтов» 27 февраля 1918 года в Большой аудитории московского Политехнического музея, на которые Северянин, связанный обязательствами перед своим антрепренером, специально приехал из Эстонии. В финале этих «выборов» он, с отрывом в 30−40 голосов, выиграл у… самого
Так что Игорь Северянин — далеко не рядовая фигура в истории русской культуры и его «Ананасы в шампанском»…
Ананасы в шампанском! Ананасы в шампанском!
Удивительно вкусно, искристо и остро!
Весь я в чем-то норвежском! Весь я в чем-то испанском!
Вдохновляюсь порывно! И берусь за перо!
Его «Ананасы», как «бледную пародию» на знаменитое «Ешь ананасы, рябчиков жуй…», довольно часто цитировали даже в советское время.
Ну, а после того, как советская система образования отошла в прошлое, об Игоре Северянине стало возможным прочитать в воспоминаниях той же М. Цветаевой, присутствовавшей на втором из двух выступлений поэта, которые он, благодаря финансовой поддержке и стараниями князя Феликса Юсупова, дал 12 и 27 февраля 1931 года в Париже. По этому поводу Марина Ивановна писала одной из своих знакомых буквально следующее:
«Единственная радость… за все это время — долгие месяцы — вечер Игоря Северянина. Он больше чем: остался поэтом, он — стал им. При встрече расскажу все как было, пока же: первый мой ПОЭТ, то есть первое сознание ПОЭТА за 9 лет (как я из России)».
Именно так — «ПОЭТ». Всё слово заглавными буквами.
Несколько по-иному — почти презрительно — отозвался о Северянине Иван Бунин, который столкнулся с ним в одном поезде, когда он, уже нобелевский лауреат, в мае 1938-го держал путь в Таллин, чтобы прочитать там лекцию.
Бунин ехал вторым классом, Северянин — самым дешевым, третьим. Решили встретиться на нейтральной территории, в вагоне-ресторане. Нобелевский лауреат был при деньгах, предложил заказать вина. У Игоря Васильевича свободных денег не было, а пить за чужой счет он посчитал неприличным. Поэтому попросил заказать чаю. На что Бунин рассмеялся ему прямо в лицо: «Чаю?! Северянин?! Ха-ха-ха! Однако…».
В общем, имя Игоря Северянина, хоть и малознакомое для большинства из нас, но, судя по всему, не рядовое, достаточно весомое среди имен, оставивших свой след в истории отечественной литературы. Поэтому, наверное, неудивительно, что мне уже достаточно давно хотелось попасть в единственный в России
Почему именно там? Ларчик, как обычно, довольно просто… После того как семейные отношения дали трещину, отец Игоря — Василий Петрович Лотарёв (1860−1904), капитан I-го железнодорожного батальона (впоследствии полка), перевез восьмилетнего сына в Новгородскую губернию (теперь Вологодская область), где неподалеку от Череповца, верстах в 30 от него, на реке Суда, были усадьбы его брата — Михаила Петровича Лотарёва (1854—1925) — «Владимировка», и сестры — Елизаветы Петровны Лотарёвой (1850—1918) — «Сойвола». И если последняя не сохранилась, то в первой сейчас дом-музей поэта.
А в Череповце у меня — хороший друг, к которому я, пусть и изредка, но наведываюсь в гости. В очередной мой приезд мы с ним и поехали во «Владимировку». А пока добирались до дома-музея, обсудили интересную историю возникновения усадьбы.
Братья Лотаревы не были дворянами, соответственно, «Владимировку» Михаил Петрович не получал по наследству. Сам строил. Но откуда у него, обычного инженера (усадьба, к слову, проходит по разряду «разночинная»), появились деньги и на покупку земельного участка в 2,5 тысячи десятин, и на строительство?
Дело в том, что какое-то время дядя Игоря Северянина работал техническим директором на одном из текстильных предприятий города Лодзи (Царство Польское). Как это обычно бывает, владелец фабрики не желал тратить деньги на мероприятия по охране труда. Соответственно, вытяжной вентиляции на фабрике не было. Чтобы привлечь внимание к этой проблеме (текстильное производство, вообще-то, вредное, особенно для легких), Михаил Петрович вывесил в одном из цехов кусок белой материи.
Буквально через неделю… Через неделю ткань от оседавшей на неё пыли из белой превратилась в темно-серую. И на фабрике начались волнения.
Реакция хозяина последовала незамедлительно. Неудобного в своей неугомонности директора тут же уволили. Но поскольку инициатива увольнения исходила от работодателя, ему пришлось выплатить увольняемому неустойку. Очень даже приличную неустойку. Тринадцать тысяч рублей. И не бумажками там. Серебром. Чтобы почувствовать, насколько по тем временам это была большая сумма, для сравнения: хорошая дойная корова тогда стоила от 60 рублей, летние ботинки — два целковых.
А поскольку в Нелазской волости Череповецкого уезда Новгородской губернии уже была усадьба старшей сестры Михаила Петровича — Елизаветы Петровны (по мужу Журовой), неподалеку от неё, рядом с деревней Владимировка, в месте слияния рек Кемзы и Суды, он приобрел участок земли и в 1899 году начал строительство собственного дома.
Здесь, так же как и в усадьбе тетки, довольно часто бывал в гостях Игорь Северянин, который, по достижению им десятилетнего возраста, был отдан на учебу в Череповецкое реальное училище, где успел закончить четыре класса до того, как в 1904 году уехал к отцу в город Дальний (Маньчжурия). Приезжал поэт отдыхать во Владимировку и позднее.
В последние годы своей жизни Игорь Северянин очень часто вспоминал эти места, в которых, скорее всего, прошли самые счастливые годы жизни поэта:
Шексна моя, и Ягорба,
И Суда…
Вас повидать опять —
Моё желанье,
Непобеждаемое, как весна.
Увы, его желаньям не суждено было сбыться…