Тем не менее уже к середине шестнадцатого века это произведение получило известность, в основном благодаря техническим инновациям, включавшим материал, технику кисти и полировку. И, само собой, из-за застенчивой улыбки, которая, как предполагается, появилась в связи с тем, что художник нанял музыкантов и клоунов, дабы те веселили его натуру и не давали ей заскучать.
Когда в 1517 году, по приглашению Франциска I, Леонардо прибыл во Францию, «Мона Лиза» покинула Италию вместе с ним. Казалось, что навсегда. Спустя два года творец умер, и к середине века картина, выкупленная за очень приличную сумму, осела в коллекции французских монархов.
Людовик XIV де Бурбон выделил «Моне Лизе» в своей личной галерее в Версале почетное место. Однако его преемник, Людовик XV, по какой-то причине приказал убрать картину с глаз долой, и она «переехала» в личный кабинет королевского сторожа. Тем не менее в 1797 году «Джоконда» попала в список произведений искусства для размещения в национальном музее,
Париж в «прекрасную эпоху» — период времени в конце девятнадцатого века и до начала Первой мировой войны — стал культурной столицей мира, центром живописи, танцев, музыки, театра и книгопечатания. Строительство башни Густава Эйфеля в преддверии всемирной выставки в честь столетия французской революции 1789 года сделало Париж «городом света» как в буквальном, так и переносном смысле. В те времена город мог похвастаться ведущими медицинскими и научными учреждениями и самыми современными в Европе промышленными предприятиями. Многие верили, что лидерство французов в кинематографе, производстве автомобилей и авиации олицетворяло само будущее планеты.
Всё это делало исчезновение самого ценного произведения живописи Франции абсолютно невыносимым. В последующие за ограблением дни и недели любой сверток в руках случайного прохожего вызывал подозрение. В число подозреваемых попал и молодой испанский художник
На дорогах, ведущих в столицу, стояли полицейские патрули и обыскивали каждую повозку, автомобиль или грузовик. Опасаясь, что вор попытается в ближайшее время покинуть страну, таможенники открывали буквально каждую сумку, обыскивая багаж пассажиров поездов и кораблей. Все судна, вышедшие из французских портов в период, когда пропажа еще не была обнаружена, подверглись тщательному обыску в пункте назначения. Немецкий лайнер «Кайзер Вильгельм II», прибывший в Нью-Йорк в конце августа, был обыскан вдоль и поперек.
Последующие несколько дней от Манчестера до Сан-Пауло преступление стало предметом всеобщего обсуждения и главной темой заголовков ведущих мировых газет. Лондонская Times гласила: «В Париже царит переполох». Washington Post заявляла, что «Мировая культурная общественность находится в состоянии оцепенения». Но лучше всего чудовищность ограбления отражал комментарий журналистов New York Times, утверждавших, что жители Парижа в связи с преступлением даже отвлеклись от слухов о надвигающейся войне.
Громче всех, безусловно, звучали издания в самой Франции. «Что за дерзкий преступник, мистификатор, маньяк-коллекционер или безумный поклонник совершил это похищение?» — задавался вопросом ведущий журнал L’illustration, предложивший любому, кто принесет
Ограбление продолжало вдохновлять журналистов в течение нескольких недель. Любые подробности уголовного дела, даже самые тривиальные, тут же становились предметом обсуждения в прессе. Одной из самых популярных версий стала история о неком американском миллионере, спонсировавшем похищение. Главным кандидатом на эту роль стал финансовый магнат Джон Морган, известный своей неуемной жаждой коллекционирования.
Когда Морган следующей весной прибыл на бальнеологический курорт Экс-ле-Бен, что он делал регулярно каждый год, «Мона Лиза» по-прежнему числилась пропавшей. Парижские газеты отчитались, что к нему приходили два таинственных незнакомца, предлагавших купить у них картину.
Морган бурно и с негодованием откликнулся на эту заметку, и когда один из французских журналистов пришел к нему провести интервью, американец вставил в петлицу розочку, символ командующего Легиона чести, высшей французской награды. Этот орден он получил совсем недавно, что дало повод французским газетам сделать предположение, что сия награда была вручена Моргану за возвращение «Моны Лизы» в Лувр в обмен на «миллион долларов и отсутствие лишних вопросов».
В начале сентября, после недолгого перерыва, Лувр снова открылся для посетителей, и они хлынули валом, в основном поглазеть на четыре крюка, одиноко висящие на том месте, где раньше красовался шедевр да Винчи. Один из туристов, молодой, подающий надежды писатель Франц Кафка, посетивший Лувр ближе к концу 1911 года, записал в своем дневнике:
«В стране царит такое возбуждение, будто бы картину украли только что».
Некоторые даже стали укладывать на место, над которым висела «Джоконда», букеты свежих цветов.
Однако самый главный вопрос, мучивший всех и каждого, оставался без ответа. Куда вор мог податься с произведением искусства, абсолютно узнаваемым в любой точке мира? Но единственными уликами этой
Водопроводчика, открывшего дверь, заставили просмотреть несколько сотен фотографий сотрудников музея, нынешних и бывших. Необходимо было проверять все слухи о возможном местонахождении полотна, а они поступали отовсюду: из Италии, Германии, Британии, России, Польши, США, Аргентины, Бразилии, Перу и Японии.
А в декабре, когда следы стали «остывать», полиция была вынуждена переключиться на других преступников: Париж стала терроризировать дерзкая банда анархистов — грабителей банков.
Спустя год после похищения «Моны Лизы» руководство Лувра было вынуждено смириться с немыслимым: шедевр да Винчи больше никогда не вернется. Пустующее место заменили цветной репродукцией. Посетители музея, проходя мимо, невольно отводили глаза, будто бы опасаясь лишний раз напомнить себе о «трагической смерти».
В конце концов, в декабре 1912 года место «Джоконды» на стене «квадратного зала» заняла другая картина. Тоже портрет, но мужской — «Бальдассаре Кастильоне» Рафаэля.