И вновь то же самое! Мой собеседник утверждал, что Чехов в своих произведениях был злым и холодным человеком. Как я поняла, мнение составил не сам, а опирался на высказанное кем-то в какой-то телевизионной передаче.
Передача также поведала, что Чехов был вовсе не тем благообразным пожиловатым человеком в пенсне (ему было всего 44 года, когда он умер, но тогда старели рано), к образу которого мы привыкли, а довольно озорным и даже легкомысленным красавцем, порой беспощадно относившимся к женщинам.
Из передачи были также почерпнуты сведения о том, что во многом официальная биография Чехова была составлена вначале его сестрой Марией Павловной, бывшей своеобразной душеприказчицей писателя и тщательно вымарывавшей из его писем и записных книжек все, что могло бросить тень на великого брата. А затем то же самое проделывали советские чеховеды, старательно формировавшие привычный образ писателя-интеллигента.
Но доблестные современные исследователи с помощью сверхмощного фотооборудования добрались до вымаранной истины!
А выяснились-то — Бог ты мой! — ужасающие факты! И невинность-то Чехов, по собственному признанию, потерял в 13 лет, и имел связи и с японками, и с индусками, и влюбленным в него женщинам морочил голову неслабо, и всеми силами увиливал от брака, и женился-то за шесть лет до смерти на протеже Немировича-Данченко, и к основной своей профессии — врачебной — был зачастую равнодушен, и брак его был более чем странным: он, умирающий от туберкулеза, находится в Ялте, она блистает на сцене в МХТ, редко встречаются, но при этом шлют друг другу нежные письма. И самое главное, он — врач и очень неплохой диагност — отчаянно бежит от лечения и боится обращаться к врачам.
Правда?.. Да. И более чем правда. И можно добавить еще к этим фактам, что поначалу, издерганный нищетою, он хотел разбогатеть, поэтому мечтал о хорошем приданом. Что порывы назойливо влюбленных в него женщин (наиболее настырных поклонниц так и называли — антоновками) весьма саркастично осаживал, избегал выяснения отношений, на которых настаивали пылкие дамы.
Что в ранней молодости разорвал помолвку с невестой — Евдокией Эфрос, подругой сестры Маши. Девушка была серьезно влюблена в молодого писателя, и даже ради его родителей согласилась принять православие (сам Антон Павлович был равнодушен к религии). Но была слишком экзальтированна, жених и невеста постоянно ссорились, и, в конце концов, Антон поставил точку в их отношениях.
Правда и то, что его связывал многолетний мучительный роман с Ликой Мизиновой, ставшей прообразом Нины Заречной в «Чайке». Правда, что Бунин, написавший, что в жизни Чехова не было глубокой любви, все же затем сделал пометку: «Нет, была. К Лидии Авиловой».
Лидия Авилова — писательница, замужняя дама, мать троих детей — была страстной поклонницей Чехова, всерьез подумывала, чтобы уйти от мужа к нему, но Чехов не допустил этого шага.
Во многом его поведение и образ жизни определяла болезнь, постепенно обглодавшая этого высокого (1,86 м и по нынешним временам много, а по меркам XIX века — вообще гигант), улыбчивого человека с яркими карими глазами и густыми каштановыми волосами.
Любому, кто знает, как изменяет характер человека та или иная болезнь, известно, что туберкулез вкладывает в человека невероятную жажду жизни. Когда один год жизни — за пять. Но в то же время и страстное желание откреститься от этой болезни, гнать даже самую мысль о ней, даже когда она становится, увы, очевидной.
Конечно, может возникнуть вполне резонная мысль. Как человек при таком серьезном туберкулезном процессе умудрялся общаться с людьми и даже лечить? Но, наверно, не стоит забывать, что в то время чахотка не считалась чем-то сверхъестественным. Палочка Коха была выделена только в 1882 году и изучена сравнительно мало. Из мер предосторожности использовались только хлорная известь, отдельная посуда и платки. Кроме того, даже сильнейшее кровохарканье могло еще не означать заразной для других формы ТБЦ. То есть человек уничтожался изнутри, но для окружающих мог быть безопасен.
За 44 прожитых года, вернее, с 1884 года, когда Чехов впервые заметил признаки чахотки, и до 1904 года он ни на минуту не позволил себе бездеятельности. Прекрасно сознавая, что отпущено ему будет немного, он старался сделать как можно больше доброго в этой жизни. И это тоже была правда. На мой взгляд, первостепенная, более важная, чем правда о том, с кем и как был, с кем флиртовал
Когда с интимным придыханием вещают о его донжуанских похождениях, не грех бы упомянуть и другое. А именно то, что фактически на его содержании с 16 лет была огромная семья: отец, мать, четыре брата и сестра. Помимо творчества, он репетиторствовал, лечил (зачастую бесплатно!), покупал имение для всей семьи, хлопотал об устройстве больницы в
История этой поездки вообще удивительна. Расстояние от Москвы до Сахалина — больше 10 тыс. км. Это и сейчас много, а в 1890 году у Чехова путешествие на остров заняло 81 день. С 21 апреля по 11 июля. Представим себе на мгновение. От Москвы поездом до Ярославля, пароходом по весенним разливам Волги («раздолье удивительное») и Камы («прескучнейшая река»), опять поездом через Уральские горы до Тюмени. А далее началось «конно-лошадиное странствие» с «полосканием в невылазной грязи» Западной Сибири, поломками и опрокидываниями тарантаса, «ужасными перевозами через реки» — Иртыш, Обь, Томь.
Немощенные дороги, опрокидывавшиеся то и дело тарантасы, весенние разливы рек, невозможность переодеться в сухую одежду, резкий холодный ветер — ну, прямо рай для туберкулезника!
Но недаром один из биографов Чехова назвал его человеком «с кровью странника в жилах». Ближние и дальние поездки были жизненной потребностью молодого доктора и литератора.
Первое крупное путешествие было предпринято еще в 1888 году. Вместе с сыном издателя газеты «Новое время» он отправляется в первый раз за границу: из Феодосии через Новый Афон, Сухум, Батум, Тифлис и Баку в Бухару и Персию. Однако уже в Баку его спутника ждала телеграмма о смертельной болезни родственника, пришлось возвращаться. «Судьбе угодно было повернуть мои оглобли назад», — сетовал Чехов в письме другу. Но увиденное по пути в Баку — «впечатления новые, резкие, до того резкие, что все пережитое представляется мне теперь сновидением» — только усилило жажду странствий.
«Кровь странника в жилах» — кажется, это относилось не только к путешествиям. Это была норма жизни, неприятие любых форм чего-то застывшего, замшелого. Замшелое — это всегда скучно. Кроме того, от скуки до жестокости и пошлости всего лишь один шаг. А пошлость Чехов ненавидел всегда, всем своим существом. Ненавидел и боролся против нее.
Да, он писал перед сахалинской поездкой, будто оправдываясь, ибо никто не понимал этого неожиданного шага:
«Еду я совершенно уверенный, что моя поездка не даст ценного вклада ни в литературу, ни в науку: не хватит на это ни знаний, ни времени, ни претензий. Я хочу написать хоть 100−200 страниц и этим немножко заплатить своей медицине, перед которой я, как Вам известно, свинья».
Но возможно, эти слова написаны с тем знаменитым подтекстом, на который так любят ссылаться чеховеды?
Книга о Сахалине имела неоценимое значение для медицины и социологии, но может быть, автор просто пытался бежать от рутины жизни?.. И от ненавистного с детства скаредного семейного быта, который благодушно и лживо назывался семейным уютом? Помните: «в детстве у меня не было детства»…