Во времена, когда на всей шестой части суши на слух все чаще попадалось слово неславянского происхождения «рок»; когда как грибы после дождя возникали всеобразные ВИА, оставившие после себя море песен, многие из которых словно приросли ко всему советскому (затем с приставкой «пост») пространству, а порой кажется — к самой славянской душе; когда из музыкального училища могли исключить за не по партийной указке возникшее в глубине музыкальной натуры чувство приверженности к «сомнительным» мелодиям, стоит полагать, несущим в каждом выводимом еще неокрепшей рукой звуке, вместе с остальными себе подобными сливающемся в мелодию стиля jazz, разлагающие идеи мира капитализма; когда после, поостыв, могли вернуть обратно, но с непременным условием: больше — ни-ни, — в это все-таки чудное время удивить было одновременно и легко, и не совсем.
С одной стороны, быть захваченным новой музыкальной волной, подобравшейся с Запада, значило бросить вызов устоявшимся канонам советской, равно как и исторически славянской, музыкальной культуры. Однако когда таких же революционеров рождает все больше и больше советских (преимущественно не малого масштаба) городов — здесь оригинальность отыщется уже только в сплаве таланта, трудолюбия и благосклонности госпожи Фортуны.
Таким сплавом суждено было восхищаться миллионам доныне не знакомых с белорусским народным мотивом людей. Гений Владимира Георгиевича Мулявина как композитора, исполнителя, аранжировщика, человека уникального и невероятно одаренного. Редкий, запоминающийся, заставляющий уверовать в неограниченность человеческих возможностей, по крайней мере на ниве великолепного вокала, ансамбль бесподобных голосов, способный слушателя ввести в экстаз и заставляющий ощутить непередаваемое чувство сопереживания лирическому герою. Дорога, которою у нас никто до этого не проходил, да и на Западе количество таких, кто заставлял массы напевать слова, которые в глубинах народной души таились столетия, стремилось к нулю (низкий поклон Бобу Дилану). Это все о них.
О них — в смысле о «Песнярах» образца 70-х, ибо слава — дама на редкость непостоянная. Но за золотые для них 70-е чистые голоса под предводительством Владимира Мулявина успели не то что полюбиться на Родине, но и махнуть через океан, чтобы уже там вызвать в свой адрес море аплодисментов, образовавших одну огромную овацию. Такой успех суждено испытать не многим. Только избранным.
Впрочем, вспомнить о том, что Жизнь практически всегда самоустремляется к тому, чтобы не отойти от, стоит полагать, излюбленного ею рецепта (когда на бочку меда непременно должна приходиться ложка дегтя), в это золотое время было предначертано и «Песнярам». В момент стремительного подъема на Олимп, творческого расцвета и ненадуманной славы легендарный ансамбль оказался в духовном, равно как и душевном, вакууме: автокатастрофа оборвала жизнь Валерия Мулявина — брата Владимира Георгиевича…
Но «Песнярам» надо было творить. Одна за одной на свет появлялись песни, по которым о белорусах можно было узнать не меньше, чем из произведений классиков белорусской литературы Купалы и Коласа. Многие творения коллектива были написаны на стихотворения этих истинных песняров белорусской земли. Но, вдобавок к поэтической строке, в песнях душевные переживания усиливались божественным звуком словно оживавшего в руках исполнителей инструмента. Им верили.
Песня веками притесняемого народа, представавшая в сценической обработке перед зрителем и слушателем, была открытием для многих. «Алеся», «Александрына», «Мой родны кут», «Чырвоная ружа», «Беловежская пуща», «Белоруссия» — их подпевали вслед за мастерами, создававшими на сцене чудо, уносившими человека, готового отдаться чувствам и пойти за малейшими колебаниями чуть дрожащего от собственного переживания того, о чем ведешь повествование, голоса, — уносившими человека далеко, туда, где история становилась ближе современности. Туда, где «льецца Неман срэбраводны», где воспевалась чистота женской красоты и становилась открытой взору и сердцу искренность прекрасных устремлений ранимой мужской души, где Беларусь звучала в каждом слове и чувствовалась в каждом движении Артиста.
Было бы недопустимым упрощением сводить смысл творчества «Песняров» сугубо к возрождению и сохранению исторического и музыкального наследия простого народа. Ведь как не вспомнить шедевры в исполнении ансамбля, такие как «За полчаса до весны» или «Наши любимые», в которых стержневым является не только, а в большей степени не столько образ Беларуси? Они экспериментировали, а потому впору было ожидать неожиданных поворотов в подходах к каждой новой песне.
Доходило даже до театрализации композиций — и здесь не без успеха. Создать только с помощью голосовых связок иллюзию игры ансамбля инструментов, в действительности даже не прибегнув хотя бы к излюбленной гитаре, — это дорогого стоит…
…Сейчас «няма таго, што раньш было». После трагического ухода бессменного мэтра, более тридцати лет стоявшего у руля не имеющего аналогов коллектива, миллионы сердец слились в одном — чувстве невосполнимой пустоты. Она останется навсегда в сердце истинных ценителей того, что творили «Песняры».
На просторах СНГ долго будут кочевать самозваные любители наполнить карманы невзирая на лица (как и на память), раз за разом (без единого движения хотя бы одной-единственной струнки души в сторону уважения если не памяти Песняра, то хотя бы исторической правды) воспроизводя фонограммы с голосом того, чей голос теперь будет звучать разве что из динамиков. Это так или иначе тоже станет частью истории «Песняров». Истории, которая, возможно, будет когда-нибудь продолжена в таком же ярком стиле, как тогда.
Чудное было время, господа…