Каждый образ был неизреченно прекрасным. Критик Аким Волынский отмечал «серьёзность, почти торжественность её сценического поведения». Танец для великой танцовщицы русского балета был священнодействием. Утончённость, даже интеллектуальность ощущались во всех движениях и жестах. А гениально исполненная Жизель жила и умирала в стихии танца.
Стремление к невыразимомуРеклама
Ольга Александровна Спесивцева родилась в 1895 году в Ростове-на-Дону. Однако вряд ли хорошо помнила этот город — в возрасте шести лет она оказалась в Санкт-Петербурге, где сделала первые шаги в балетном искусстве, а затем станцевала свои звёздные партии.
Она казалась бесплотным видением, прилетевшим в суровую действительность из некоего фантастического мира. Ещё в юные годы она твёрдо запомнила слова Гёте: «Тело есть темница, в неё заключили душу». Они стали её жизненным кредо. Танец был для балерины способом дать простор душе, выразить то, что кажется невыразимым. В этом она видела назначение своего искусства.
Большое влияние на мировоззрение артистки оказал критик и философ Аким Волынский. Он был приверженцем классического танца и отрицал новомодные течения. Сама
Зрители и критики восхищались её Эсмеральдой — страдания героини вызывали настоящее потрясение. Любящая и несчастная девушка, столкнувшись с жестокостью мира, как будто лишалась внутренней опоры и видела действительность словно в тумане. Балерину порой даже в жизни называли Эсмеральдой — настолько близок был ей этот образ.
Ступени к шедеврам
Однако произошло событие, когда хореографические новшества проникли в репертуар Ольги Спесивцевой. На заре артистической жизни она гастролировала в США, где танцевала с Вацлавом Нижинским. Он в ту пору уже находился на грани душевной болезни, и встреча с ним сильно впечатлила молодую балерину. Легендарный дуэт украсил собою
Стараясь усовершенствовать мастерство, Спесивцева приходит заниматься к Агриппине Вагановой и становится первой ученицей будущего прославленного педагога. Вместе они репетировали многие роли. Образы были пронизаны ощущением гибели прекрасного и мотивом мировой скорби.
Неуловимая мечта
Работа над партией Жизели граничила с самоуничтожением. Эта роль была в буквальном смысле выстрадана. Чтобы убедительнее показать безумие героини, Спесивцева посещала психиатрическую клинику и наблюдала за больными. Конец первого действия вызвал слёзы целого зала, а зрители партера встали и устроили артистке фантастическую овацию.
…Жизель представала загадочным, изначально обречённым существом. Певучие движения, готовые, казалось, продлиться бесконечно, внезапно обрывались. Ослабевшую походку, бессильные жесты как будто пронзал беззвучный предсмертный крик. Первое и второе действия были взаимосвязаны — реальная героиня и потустороннее существо воспринимались единым целым. Вилиса представала неуловимой мечтой.
По воспоминаниям подруги балерины, Спесивцева сказала после спектакля: «Я не должна танцевать Жизели, я слишком в неё вживаюсь». Но уже не могла оставить этот образ — он стал частью её жизни, и его трудно было отделить от личности артистки. «Дух, плачущий о своих границах», — сказал о Жизели Спесивцевой Аким Волынский.
Несмотря на периодически открывавшийся туберкулёз лёгких (что усугубляли тяжёлые послереволюционные условия), балерина восстанавливалась и завоёвывала новые вершины. Никия в «Баядерке» была поистине сказочной Пери из восточных легенд. А Одетту в «Лебедином озере» сравнивали с врубелевской Царевной-Лебедью с её загадочностью и неизреченной печалью.