Наверное, поэтому так важны воспоминания тех людей, которые прошли через ту войну, которая — не надо забывать об этом — была не только Великой Отечественной, но и Второй мировой. Архивные документы, это всё-таки — одно. Они молчаливые свидетели эпохи, не передающие чувств и эмоций, которые испытывал живой свидетель тех событий. Его взгляд — необходимое дополнение к документам, без которого зачастую не понять, как всё было тогда, чем дышали, за что переживали, о чем думали и мечтали люди, на чью долю пришлось военное лихолетье.
Один из них — Шарль Митчи, родившийся 14 февраля 1917 года в Кольмаре, Эльзас. Место и время рождения определили его дальнейшую судьбу. Дело в том, что после франко-прусской войны 1870−71 гг. Эльзас и Лотарингия отошли Германии. По результатам Первой мировой Франция вернула себе эти территории. Но разгромив в июне 1940 г. Францию, Германия оккупировала и Эльзас, и Лотарингию, включив их в состав Третьего Рейха.
Поэтому начинал Вторую мировую Шарль Митчи во французской армии, а в конце весны 1943 г., когда Рейх начал испытывать нехватку живой силы, был принудительно мобилизован и надел уже немецкую форму. Мобилизован именно принудительно, поскольку уклонение от призыва жестоко каралось. Это касалось и самих призывников, которые в случае уклонения подвергались аресту и отправлялись в концентрационный лагерь в Фольбруке (Ла Брок), и их родных, высылавшихся за пределы Эльзаса — в Германию или Польшу.
Шарль Митчи не мог рисковать. Уклонение от мобилизации грозило оставить без средств существования его супругу и годовалого малыша. Так летом 1943 г. он оказался в 488-м батальоне 268-го полка 147-й дивизии Вермахта под Новоград-Волынским.
Примерно так же, как и Митчи, в 1942—1944 годах были мобилизованы в общей сложности 130 000 эльзасцев и лотарингцев двадцати одной возрастной группы, 2/3 из них оказались на Восточном фронте. Поэтому многие из тех, кто, не желая того, надел немецкую форму, надеялись, что при первой же возможности им удастся перейти к русским. А там… Их всех отправят в Северную Африку, в армию генерала де Голля, и они уже будут сражаться за освобождение Франции от проклятых бошей! Во всяком случае, именно так им советовало поступать лондонское радио в своей передаче «Французы говорят с французами».
И почти 19 тыс. человек воспользовались этим советом. Одним из них был и Шарль Митчи, сдавшийся в плен в самых первых числах января 1944 г., не сделав ни одного выстрела. Он не попал в Северную Африку. Транзитом через лагеря для военнопленных в Киеве и Курске в мае 1944 г. он попадает в Радинский лагерь № 188 в двадцати километрах от Тамбова (поэтому Митчи в своей книге «Тамбов. Хроника плена. Воспоминания» и называет его тамбовским, но это — не совсем верно).
И хотя в подзаголовке книги — «Хроники плена» (в котором Шарль пробудет до начала августа 1945 г.), в ней — не только плен. Прежде всего — взгляд очевидца на те события, свидетелем которых он стал. В т. ч. и взгляд на нас со стороны.
Что там скрывать, книга временами — очень тяжелая, но как не улыбнуться, например, этому:
«Наш шофёр был настоящий сорвиголова, он водил машину так, что мы обливались потом от страха».
Ну да, всё верно. Какой русский не любит быстрой езды?!
Или восторженные отзывы автора по отношению к Fusslappen (русским носкам) — квадратным кускам толстой фланели, в которые мы заворачиваем ноги, точь-в-точь как когда-то пеленали младенцев.
Естественно, не всё увиденное, прочувствованное и запомнившееся вызывало у Шарля восторг.
«В соломе мы случайно нашли куски подсолнечного жмыха, которыми лошади явно пренебрегли. Силой терпения у нас получилось раздробить их на мелкие кусочки, которые мы долго размягчали во рту, прежде чем проглотить. Мы были так голодны, что это нам показалось вкусным!»
Понятно, что лагерь для военнопленных — не санаторий. И, конечно, читать эти воспоминания тяжело. Временами — очень тяжело. Но при этом, на мой взгляд, нужно помнить, что время было такое. Тяжелое. Для всех. В т. ч. и для тех, кто был по эту сторону колючки, на свободе.
Когда летом 1942 года мой прадед уходил «из-под немца» к своей младшей дочери (моей будущей бабушке) в Икорец, в степи он встретил стадо элитных коров, перегоняемых с уже оккупированной Украины в тыл. Немецкие летчики, видимо, убили пастуха. Стадо разбрелось по степи, но, увидев человека, коровы остановились, повернули к нему морды и жалобно замычали. Несколько дней, как они были не доены. Накопившееся молоко давило вымя изнутри, причиняя животным сильную боль.
Прадед подоил коров, сколько смог, и пошел дальше. А животные остались в степи. Но одна буренка увязалась за ним. Так, вдвоем, они и пришли в Икорец.
Там прадеда мобилизовали, а бабушку с двумя дочерьми, когда фронт подошел ближе, эвакуировали на северо-запад Сталинградской области. В эвакуации они выжили во многом благодаря тому, что бабушка, оставив дочерей на попечение односельчанки, ушла обратно, в Икорец. И оттуда — пешком! — привела корову. Сотня с лишним километров туда и потом — обратно.
Но чтобы корова давала молоко, её надо было кормить. И моя будущая мама с младшей сестренкой ходили на станцию. Подбирали выпавшие из вагонов воинских эшелонов солому (подстилка для солдат) и сено (корм для коней казачьих частей). Но станция стратегический объект. Естественно, её бомбили. Мы, взрослые, понимаем, что самолет, это — опасно. А дети что? Им интересно. Остановились, задрали головенки вверх, смотрят. Они не понимали этого, но смерть ходила где-то рядом.
На работу бабушка устроилась санитаркой в госпиталь. Паек им выдавали просом. Необрушенным пшеном. И когда бабушка уходила на работу, маме нужно было с помощью ступки и пестика обрушить дневную порцию крупы (освободить её от несъедобной верхней покровной оболочки). Вечером бабушка на часок прибегала из госпиталя, доила корову и варила пшенную кашу с молоком. Так они и жили. Изо дня в день. Разносолов тогда не было не только в лагере.
Да что там то время. Моё детство прошло уже через двадцать лет после окончания войны. И не скажу, чтобы оно было голодным. Но кусочек жмыха — это одно из запоминающихся лакомств моего детства.
Но я, вообще-то, не о себе. И не о моих родных. О книге Шарля Митчи. В которой много чего. Не только интересного, но и очень важного. В первую очередь для нас, потомков тех, кто на себе вынес тяготы и лишения той войны. Как говорил кто-то из мудрых — «у того, кто не знает истории, нет будущего».
А мы ведь хотим? Хотим будущего?.. Если не для себя, то хотя бы для своих внуков…
Что еще почитать по теме?
Борис Васильев: о войне писать легче, чем не писать о ней?
Чем закончились попытки Василия Гроссмана рассказать правду о войне?
Книга на десерт. Стоит ли читать «Шоколадную трилогию» Джоанн Харрис?