Офени исчезли напрочь, оставив нам на память не только многие литературные, музыкальные и живописные произведения, но и офенские корни во многих русских фамилиях: например, Зюганов (от офенского зюкать — спрашивать), Плеханов (плехан — баня), Ходорковский (ходор — нога). Еще оставили герб Савинского района Ивановской области с изображением коробейника, да офенский язык, который не исчез вместе с его носителями, а перешел по наследству к другому человеческому сообществу — блатному миру. Кроме того многие слова из офенского языка, такие как «клевый», по-офенски означавший хороший, «лох» — простак, и многие другие, до сих пор встречаются в молодежном жаргоне.
Если сравнить языки офеней и уголовников, то отчетливо видно, что они чрезвычайно схожи между собой. Единственно, офенский язык перестал развиваться и замер в той точке, когда исчезли его носители, в то время как воровской продолжает активно жить и, следовательно, развиваться. Разумеется, воровской жаргон не возник сразу же, как исчезли офени. Какое-то время они существовали как бы параллельно, причем офенский язык был донором слов и понятий, постепенно перетекавших к соседям. Ну, а затем они слились, использовав даже название, правда букву «о» отбросив, вот и получилась «феня».
Блатная феня начала зарождаться во второй половине XIX века в центральных и западных губерниях России одновременно с началом формирования там блатного мира, принципиально отличавшегося от всего ранее существовавшего. Связано это было с тем, что именно в это время были запрещены кагалы (органы местного самоуправления в еврейских общинах), которые поддерживали строгое соблюдение всеми членами общины традиционных еврейских обычаев. Наличие при этом черты оседлости, фантастически низкий уровень жизни и страшная скученность в городах и местечках, попавших за «черту», вынуждали молодых евреев, не желавших всю свою жизнь провести в своих семьях, подвергаясь авторитарному воздействию со стороны общинного руководства, бежать за «черту», переходя на нелегальное положение.
Не имея возможности найти нормальную работу, они вынуждены были пополнять ряды революционеров или преступников, постепенно превращая разрозненный и неорганизованный уголовный мир в строго иерархическую организацию, ведь они были воспитаны именно в такой среде. Одновременно началось бурное развитие уголовного языка, постепенно превращающегося в блатную феню. При этом уголовный язык оставался строго закрытым от общества. Используя в качестве основы офенской язык, создатели фени начали широко включать в нее корневые слова из иврита и идиша. При этом использовались в основном слова, не имевшие широкого употребления в быту, в силу чего неизвестные низшим слоям населения. Это является свидетельством того, что в верхушке уголовной среды появились люди, хорошо владевшие не только разговорным идишем, но и книжным ивритом.
Владимиру Далю, служившему чиновником по особым поручениям при министре внутренних дел, было поручено исследовать этот быстро растущий тайный язык. В результате получился увесистый труд, названный «Условный язык петербургских мошенников», включающий в себя пять с лишним тысяч корневых слов. В «Наставлении по полицейскому делу», опубликованному министерством внутренних дел в 1892 году, записано, что «меж воров во множестве употребляются слова еврейского происхождения», однако без указания из идиша или иврита они заимствованы.
Но не одними еврейскими словами пополнялась блатная феня. Шло массовое включение в этот секретный язык слов, перенятых из других искусственных языков — например, профессионального языка моряков, имеющего интернациональное значение.
Через офенский язык в блатной фене появились и некоторые древнегреческие слова, проникшие в него, по-видимому, на самом раннем этапе его развития, фактически при возникновении. Предположительно, их привнесли в офенский язык греческие иконописцы, работавшие в Холуе, Палехе, Мстере — исконных центрах Суздальской иконописи.
Долгое время уголовный язык сохранялся в тайне от широких слоев населения, однако уже в первые годы после революции он выплеснулся на поверхность. Удивительно, но произошло это задолго до начала массовых репрессий. Как только закончился «красный террор», арестанты, получившие относительно небольшие сроки заключения по «политическим» статьям и сидевшие в тюрьмах вместе с уголовниками, при выходе на свободу невольно выносили с собой и необычную тюремную лексику. Но подлинное ее проникновение в повседневную жизнь советских людей произошло после массовых реабилитаций уголовных элементов в период Великой Отечественной войны. Помните у Высоцкого:
Все срока уже закончены,
А у лагерных ворот,
Что крест-накрест заколочены,
Надпись: «Все ушли на фронт».
Ну, и дополнили это явление вышедшие из тюрем и лагерей тысячи людей после поголовных амнистий в середине 50-х годов прошлого столетия. Блатная феня перестала восприниматься как нечто чуждое русскому языку и начала широко, в том числе благодаря и кино с литературой и эстрадой, проникать в наш повседневный быт.
Основной вброс уголовного жаргона в нашу жизнь произошел, конечно, во времена беспредела на рубеже веков, когда стало не только модным, но и зачастую жизненно необходимым иметь знакомства в уголовной среде, да и среда эта неожиданно оказалась вокруг всех живущих в стране так близко, что на улицу выходить иногда было страшно. А довершили все это многочисленные телевизионные сериалы и книги, в которых воры с бандитами стали популярными даже не персонажами, а зачастую главными героями, которые воспринимаются подрастающим поколением в качестве образцов для подражания.
Вот и живем теперь мы с вами в стране, где если не все поголовно по фене ботают, то понимают эту феню очень даже хорошо. Многие секреты уголовного языка исчезли, и он стал частью нашей повседневной действительности, что очень и очень прискорбно.
Что еще почитать по теме?
Что такое эбоникс, и кто в Америке «по фене ботает»?
Компьютерный жаргон — злокачественная опухоль или неотъемлемая составляющая современного языка?
Искусственные языки. Что мы о них знаем?