7. Оба моряка, из Йорка и Ларго, проявили традиционную для британцев любовь к животным. Чтобы защититься от крыс, которых было множество на острове, Селькирк приручил диких кошек и, чтобы развлечь себя, как писал Роджерс, время от времени пел и танцевал вместе с ними и несколькими прирученными козлятами. Позднее моряк рассказывал, что никогда и нигде, под самую лучшую музыку, не танцевал с большим воодушевлением, чем делая это под звуки собственного голоса со своими необычными партнёрами. Робинзон был окружён целой свитой разнообразных домашних любимцев: кроме собаки и нескольких кошек, он держал при себе двух-трёх домашних козлят, попугаев и даже несколько морских птиц, «чьих названий не знал». Танцев с котами и козами Крузо не устраивал, но зато ввёл в обычай торжественные трапезы, во время которых восседал во главе своего «разношёрстного» (в буквальном смысле этого слова) семейства за обеденным столом.
8. Селькирк имел две хижины — одну поменьше, на берегу, другую, больше размером — на окраине леса. Робинзон тоже имел два жилища — основное, и «дачу» в лесной долине.
В отличие от штурмана, Крузо обосновался на острове «всерьёз и надолго» и постепенно превратил своё жильё сначала в комфортабельную усадьбу, а после того как обнаружил таинственные следы на песке (оказавшиеся отпечатками ног каннибалов), в настоящую крепость. Ни Роджерс, ни Стиль не упоминают о «пещере Селькирка», у Робинзона же их было целых две. Вымысел и реальность перемешались, и теперь гостям Хуан-Фернандеса показывают пещеру Селькирка, в которой он никогда не жил. Этот остров, в отличие от острова Крузо, находился на удалении от континента, и его не посещали ни каннибалы, ни мирные туземцы. Впрочем, шотландца подстерегала другая опасность — испанская береговая охрана. Один раз испанцы застали его врасплох, и отшельнику чудом удалось спастись от погони, забравшись на большое дерево.
9. Между тем благополучно вернувшийся на родину Дампир выступил инициатором новой приватирской экспедиции, и осенью 1708 года два корабля — «Дюк» и «Дюшез» — под командой отважного капитана Роджерса двинулись в путь (сам Дампир получил престижную, но второстепенную должность «штурмана южных морей»). В январе 1709 года со своего наблюдательного пункта Селькирк увидел вырастающие на горизонте паруса британских кораблей. Как ни удивительно, когда моряки позвали отшельника на борт корабля, он заявил, что сделает это только в том случае, если их главой не является один хорошо известный ему офицер. Его заверили, что Страдлинга на борту нет, а Дампир участвует в экспедиции в качестве штурмана; лишь после этого он согласился взойти на корабль. Как писал Роджерс, посланная на остров шлюпка вернулась, везя с собой «человека, одетого в одежду из козьих шкур, который выглядел более диким, чем прежние их обладатели». Селькирка узнали; Дампир сказал Роджерсу, что он был лучшим человеком на «Синк Портс», и тот немедленно согласился принять его помощником на борт судна. Робинзону удалось выбраться с острова, после того как он помог подавить вспыхнувший на борту корабля бунт; перед мятежниками он предстал в образе грозного «губернатора острова». Моряки Роджерса также называли Селькирка «губернатором», хотя, как говорил сам капитан, «могли с таким же успехом именовать его абсолютным монархом острова».
10. Возвращение к цивилизации, независимо от того, было это благом или злом, потребовало от моряка серьёзной адаптации. В отличие от Робинзона, Селькирк настолько забыл язык, что моряки едва могли понимать его. После четырёх лет диеты несвежий и пересоленный матросский паёк оказался слишком тяжёлым для его желудка, а от спиртного он и вовсе отвык; попытка надеть обувь привела к тому, что с непривычки ноги отшельника стали распухать. Он ещё долго оставался молчаливым и погружённым в себя человеком. «Когда я впервые встретил этого человека, я подумал… по облику и по манерам, что он надолго был отлучен от людского общества: во взоре его изображались важность глубокая, но бодрая, и какое-то пренебрежение к окружающим его обыденным предметам, как если бы он был погружён в задумчивость», — писал Ричард Стиль (впрочем, не исключено, что Стиль увидел во взоре бывшего отшельника то, что хотел увидеть, поскольку к моменту их встречи прошло уже больше трёх лет после того, как моряк покинул свой остров).
11. Экспедиция Роджерса оказалась успешной, и англичанам удалось захватить вожделенный манильский галион. Совершив кругосветный вояж, Селькирк в октябре 1711 года, после восьми лет отсутствия, вернулся на родину. Его доля в добыче составила 800 фунтов, а также несколько предметов из золота и серебра (получить их удалось только после долгих бюрократических проволочек). Робинзон за свою бразильскую плантацию выручил 32 800 пиастров (пиастры, или испанские талеры, столь любимые пиратами Карибского моря, изготавливались из серебра и были своего рода международной валютой того времени; один пиастр весил 25 граммов).
В родной городок Селькирк приехал только через два года, и его появление стало настоящим событием для родных и земляков. Окружающие, прежде опасавшиеся буйного нрава Алекса, теперь дивились его странностям. Рассказывали, что на пригорке, откуда открывался вид на море, он соорудил нечто вроде пещеры, где сидел, предаваясь ностальгическим воспоминаниям (впрочем, не исключено, что это не более чем красивая легенда). Он купил дом и лодку, и его часто видели прогуливающимся в одиночестве по безлюдным окрестностям Ларго. Впрочем, со временем природа взяла своё. Во время своих прогулок он встретил местную девушку, которая пасла корову возле руин старинного замка. Красавицу звали Софией Брюс; она была бесхитростной и дружелюбной и не имела ничего против близкого знакомства с местной знаменитостью. Рыбалка и медитации в пещере были забыты, а меланхолия уступила место любовной лихорадке. Сельская идиллия закончилась, когда после «совместного распития спиртных напитков» Селькирк избил своего собутыльника до полусмерти и ему снова пришлось бежать; София последовала за ним. Недолго побыв на суше, он завербовался на военный корабль.
Главное в этих историях то, что оба моряка, Крузо и Селькирк, сумели не просто выжить, но и сохранить, пусть и в одежде из козьих шкур, человеческий облик, несмотря на все испытания, которые достались на их долю. Более того — они были благодарны острову, который на долгие месяцы и годы стал их обителью. Но дальше для них начиналась новая жизнь, к которой тоже нужно было суметь приспособиться.