Почему не было выполнено «завещание Ленина» о смещении Сталина с поста Генсека?

Выступая в прениях на XI съезде РКП (б), Евгений Преображенский в своей речи сказал: «Возьмём, например, тов. Сталина, члена Политбюро, который является наркомом двух наркоматов. Мыслимо ли, чтобы человек был в состоянии отвечать за работу комиссариатов и, кроме того, за работу в Политбюро, в Оргбюро и в десятке цекистских комиссий?»

В своём заключительном слове Ленин сочтёт нужным ответить Преображенскому: «Вот Преображенский здесь легко бросал, что Сталин в двух комиссариатах. А кто не грешен из нас? Кто не брал несколько обязанностей сразу? Да и как можно делать иначе? Что мы можем сейчас сделать, чтобы было обеспечено существующее положение в Наркомнаце, чтобы разбираться со всеми туркестанскими, кавказскими и прочими вопросами? Ведь это всё политические вопросы! А разрешать эти вопросы необходимо, это — вопросы, которые сотни лет занимали европейские государства, которые в ничтожной доле разрешены в демократических республиках. Мы их разрешаем, и нам нужно, чтобы у нас был человек, к которому любой из представителей наций мог бы пойти и подробно рассказать, в чём дело. Где его разыскать? Я думаю, и Преображенский не мог бы назвать другой кандидатуры, кроме товарища Сталина».

И так с трибуны XI съезда партии Ленин выступил с тезисом о незаменимости тов. Сталина. XI съезд РКП (б) не уменьшил полномочий Сталина, который был вновь избран в ЦК партии, кроме того, уже после съезда на пленуме ЦК решено было утвердить новую должность — Генерального секретаря ЦК, и назначить на неё Сталина.

Позволительно задать вопрос: почему необходимость учреждения должности Генерального секретаря возникла сразу после закрытия съезда и почему этот вопрос не рассматривался в ходе работы съезда? Отвечая на этот вопрос, необходимо вспомнить выступление другого делегата съезда — Владимира Косиора.

Выступая в прениях на XI съезде партии, Косиор говорил о том, что резолюция «О единстве партии», запретившая фракции и группировки, принималась X съездом в чрезвычайных условиях и стала в руках ЦК, его руководящей группы, «исключительным законом». Косиор говорил, что система управления партии остается военной, какой она сформировалась в годы гражданской войны, что в партии существует «режим ежовых рукавиц», который не имеет ничего общего с партийной дисциплиной. Если какой-то коммунист выступал с критикой отдельных недостатков в вопросах советско-партийной жизни, то его тотчас же записывали в оппозиционеры и снимали с работы.

Ленин, отвечая Косиору, сказал: «Тов. Косиор жалуется на ЦК, фамилии назвал (я всех их записал) — я лично не знаю и ответить не могу, но если вы, как партийный съезд, интересуетесь — ваша обязанность выбрать комиссии по каждому имени и учинить Косиору и соответственным лицам допрос с пристрастием. Здесь сущность дела в том, что если у ЦК отнимается право распоряжаться распределением людей, то он не сможет направлять политику. Хотя мы и делаем ошибки, перебрасывая тех или иных людей, но всё же я позволю себе думать, что Политбюро Ц К за всё время его работы сделало минимум ошибок. Это не самохвальство. Работа Политбюро проверяется не комиссиями, не теми людьми, которые поставлены нашей же партией, но она проверяется белогвардейцами, она проверяется нашими врагами, доказательство этому — итоги политики, в которой крупных ошибок не было».

Серьёзная полемика возникла у Ленина на съезде со Шляпниковым, бывшим лидером «Рабочей оппозиции».

Принимая во внимание эти факты, можно понять желание Ленина решить вопрос о Генеральном секретаре не на съезде партии, а на пленуме ЦК партии. С назначением Сталина Генсеком на съезде партии у Ленина возникли бы серьёзные проблемы, а лишние проблемы ему были не нужны.

Однако доверив Сталину пост Генсека, Ленин вскоре понял, что допустил серьёзную ошибку.

В декабре 1922 года Ленин диктует (писать он уже не мог) знаменитое «Письмо к съезду», ставшее его политическим «завещанием» партии, в котором отмечает: «Тов. Сталин, сделавшись Генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью…»

4 января 1923 года Ленин диктует «Добавление к письму от 24 декабря 1922 года»: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности Генсека. Поэтому я предлагаю товарищам обдумать способ перемещения Сталина с этого места и назначить на это место другого человека…»

Как понять слова Ленина «тов. Сталин, сделавшись Генсеком, сосредоточил в своих руках необъятную власть…»? Разве Сталин неизвестным способом стал Генсеком? Нет, он стал им при поддержке Ленина, который с 1912 года много сделал для возвышения Сталина.

А как можно понять слова Ленина: «Сталин слишком груб, и этот недостаток, вполне терпимый в среде и в общениях между нами, коммунистами, становится нетерпимым в должности Генсека»?

Т. е. Ленин допускал грубость в отношениях между членами партии?

Давайте признаем, что Сталин, которого Ленин назвал летом 1917 года «симпатичным грузином», когда надо было решить проблему немецких денег, всегда был груб по отношению с подвластными ему людьми. А если же Сталин «сосредоточил в своих руках необъятную власть», значит, в работе Политбюро Ц К после назначения Сталина Генсеком были допущены серьёзные ошибки. Ленин не рискнул сказать партии правду: не пост Генсека дал Сталину власть, а отнятая Сталиным у Ленина необъятная власть получила юридическое оформление.

Одним из основных оппонентов Ленина был Плеханов. Ещё в начале ХХ века именно Плеханов, оценивая деятельность Ленина, отмечал, что ленинские принципы «демократического централизма» являются «политикой бонапартизма, политикой мёртвой петли, затягиваемой на шее партии». Ленин стал жертвой своей собственной политики. Он слишком поздно понял жестокую правду жизни: аморальный политик неизбежно устраняется своим абсолютно безнравственным соратником.