Я думаю, что жестокость не свойственна животным. Животные могут проявлять агрессию — нормальную инстинктивную реакцию на посягательства другого животного на их безопасность или нормальное поведение во время охоты, для обеспечения необходимого для жизни объёма пропитания. Внутривидовая агрессия в животном мире является адекватным, равным воспринимаемой угрозе, действием самозащиты.
Жестокость — это нравственное понятие, которое меняет объём своего содержания в зависимости от культурного контекста. С точки зрения современной европейской культуры, несомненно жестокими являются человеческие жертвоприношения, тем более жертвоприношения детей. Жестоким может быть признан обряд обрезания девочек, существующий по сей день в ряде восточных культур. Но для культур, в которых жестокие традиции зародились и существуют, они, по-видимому, являются необходимым ответом на обстоятельства существования и не расцениваются как жестокие.
Вспомним теперь о «детской жестокости» — убийстве слабых живых существ с целью пронаблюдать их смерть. Я знаю мнение весьма уважаемых педагогов и психологов, утверждающих, что такое поведение — нормальный инструмент познания мира. На каком-то этапе необходимо убить для того, чтобы узнать, что такое смерть. Как правило, такое поведение детей не перерастает в жестокость как черту характера, не приводит к постоянной потребности убивать.
Вспомним о заспиртованных препаратах в музеях естественной истории, об опытах на животных. Процесс познания допускает в ряде случаев убийства. И при определённых обстоятельствах такие убийства оправдываются культурой. Затем, при изменении культурной парадигмы общества, рамки сдвигаются. Идёт непрерывный диалог внутри общества о границах приемлемого с точки зрения морали.
Во время путешествия по Сахалину я для себя отметила доброту, отзывчивость, душевность местного населения. В разговоре с одним из старожилов острова получила отзыв на это своё наблюдение. «Это потому, что мы — островитяне, живём замкнуто», — пояснил мой собеседник. Я тут же вспомнила, что многие ленинградцы, пережившие блокаду, в воспоминаниях также подчеркивали готовность многих прийти на помощь, невзирая на то, что сами находились в таких же невыносимых условиях. Из этих двух примеров я рискну предположить, что жестокость не является необходимым следствием условий существования и что замкнутые общества в большей степени контролируют поведение своих членов, своевременно пресекая зачатки жестокости, по сравнению с обществами открытыми.
Жестокость появляется тогда, когда у члена общества возникает потребность преступить мораль этого общества. Жестокость может возникать тогда, когда человек придаёт своим действиям столь великое значение, что считает себя радетелем о благе всех, и позволяет ради будущего блага сейчас перешагнуть некоторые моральные принципы. Пример: убийство Левинсоном Фролова в романе Фадеева «Разгром», поведение Калигулы в пьесе Альбера Камю. Для проявления такой жестокости необходимо быть фанатично целеустремлённой личностью. А такие персоны всегда обладают привлекательностью для толпы.
И здесь важно понять, что их привлекательность кроется в их готовности полностью подчинить себя некоторой идее. При этом последствия реализации идеи массами могут быть и не понимаемы. Массу привлекает не идея, а личность. И вопрос, до какого предела власти допустимо быть жестокой и как, по каким признакам вовремя отличить жесткого созидателя от жестокого тирана, окончательно не решён ни в литературе, ни в истории ХХ века. Возможно, поэтому этот род жестокости часто порождает маньяков, серийных убийц и людей, именующих себя чистильщиками общества.
Жестокость может возникать от ограниченности личности, недостатка в её арсенале средств для созидательного взаимодействия с другими людьми. Например, отношения Клегга и Миранды в романе Фаулза «Коллекционер». Жестокость может проистекать от ощущения обделённости, лишённости каких-то важных благ, дарованных всем другим членам общества. Например, Жан-Батист Гренуй в «Парфюмере» Патрика Зюскинда.
Существует также внешне беспричинная жестокость, проявляющаяся на фоне в целом благополучного существования личности и отсутствия у неё глобальных амбиций — таков Алекс в романе Энтони Берджесса «Заводной апельсин».
Приведенный выше беглый обзор жестоких персонажей современной литературы показывает, что жестокость — предельный, трагический как для личности, так и для общества способ разрешения их внутренних проблем. Противостоять жестокости оказывается невозможно средствами одной только медицины или психологии. Многочисленные в истории человечества религиозные войны, проходящие с особым фанатизмом, показывают, что и религия не является панацеей против жестокости.