Театр неистовствовал, когда из-за кулис появлялся Василий Федотович Рыкалов. Это был прирожденный комик в лучшем смысле слова, вспоминали современники. Он не играл — он сам становился тем лицом, которое изображал. Рыкалов равно блистал и в русской, и в переводной комедии. Лучшего комического артиста в спектаклях по Мольеру не встречалось, свидетельствовал журналист и издатель Фаддей Булгарин, сравнивая игру Рыкалова и лучших парижских актеров.
В числе почитателей его актерского таланта был и Павел I. После одного из спектаклей, где Рыкалов играл мольеровского Гарпагона, император поинтересовался: «А скажи, сударь, не на самом ли деле ты такой скаред, какого представляешь?» Василий Федотович отвечал, что искусство актёра заключается именно в умении притворяться и что, хотя он и сознаёт в себе очень много пороков, от скупости Господь миловал. Павел ещё довольно долго беседовал с Рыкаловым, расспрашивая о сценическом искусстве и писателях для сцены, а в заключение пожаловал ценный подарок. С тех пор по желанию государя Рыкалов участвовал почти в каждом представлении во дворце.
Гениальный комик, между тем, всегда хотел быть трагиком. Он и начинал-то в тульском театре как трагик, получив известность и признание на ролях благородных отцов. Покорив провинцию, Рыкалов отправился завоёвывать столицы. Однако такого успеха, как в Туле, не имел: аристократической публике не по вкусу пришлись его грубоватая внешность и манеры, провинциальный выговор и привычка повышать голос в пафосных сценах, за что игру его насмешливо называли «рычанием».
Не видать бы ему счастья на столичных подмостках, да несчастье помогло. После смерти одного из актёров Василия Федотовича перевели на комическое амплуа, и очень скоро Рыкалов стал первым комиком в глазах современников: недостатки, мешавшие ему в трагедиях, обернулись достоинствами. Но расстаться с мечтой о трагических ролях Василию Федотовичу было всё-таки трудно, и для первого своего бенефиса (бенефициант имел право выбрать спектакль и роль для себя) он взял Эдипа. После спектакля Рыкалов за кулисами спросил у товарищей по сцене об их впечатлениях. «Шуточно, батюшка!» — признались они. Больше Рыкалов на трагедии не замахивался.
Переоценка себя как трагика была, наверное, своеобразным пороком. Других же пороков друзья и близкие у Рыкалова не наблюдали. Многие обращались к нему со своими нуждами, и он удовлетворял их, как мог. Помощь его была обширна, так как с добрым сердцем он соединял в себе ум и образование, что дало ему возможность многим начинающим авторам и актёрам помогать бесплатными добрыми советами. Преподавал он и за деньги: вёл в театральной школе «русскую грамоту» и начальные правила «акции» — как сказали бы сейчас, курс актёрского мастерства. Среди его наиболее известных воспитанников была, в частности, Екатерина Семёнова, заслужившая впоследствии титул русской Мельпомены.
Василий Федотович не был скаредом — тут актёр, действительно, не слукавил перед императором, — но хватался за любую возможность заработать, чтобы прокормить большую семью. А благодаря предприимчивости, Рыкалов вошёл в историю отечественного театра не только с парадного — через сцену, но и с «чёрного» хода. Пользуясь монаршим покровительством и популярностью в аристократической среде, он сумел пристроить офицером дирекции императорских театров своего отца, взять в аренду типографию этого ведомства и добиться предоставления ей монопольного права на печатание театральных афиш, что обеспечило семье артиста небольшой постоянный доход.
Много работая за грошовое актёрское жалование сам, Василий Федотович старался достойно платить и работавшим на него типографам. Об этом рассказывал литератор Степан Жихарев, принесший Рыкалову рукопись для печати и просивший поручить корректуру хорошему корректору. «Грамотными людьми без денег не очень разживёшься, и кто будет считать на дешевизну труда другого, тот очень ошибется в своих расчётах», — ответил ему Рыкалов.
Василий Федотович умер в возрасте 42 лет, изнурённый напряжённым трудом и вечной погоней за заработком. На его надгробии родные написали: «…Для ближних, для семейства жил/ И с радостной душой одно добро творил».
Со смертью Василия Федотовича фамилия Рыкалов ещё около ста лет фигурировала в афишах: страсть к театру он привил своей семье. Его жена Пелагея с успехом играла комических старух, дочь Елизавета, впоследствии Марсель, была популярна в водевилях, а сын Василий прекрасно исполнял на московской сцене роли мольеровских слуг. Жена сына Аграфена получила признание на амплуа первых любовниц в драмах и комедиях, а их дочь Надежда 45 лет служила актрисой Малого театра — особую славу ей принесла роль Кабанихи в «Грозе» Островского.