Под грифом высшей секретности
В штабных документах подлодки называли миноносцами типа «Дельфин». Самая первая из них до присвоения этого имени величалась «миноносцем № 113», а подводников звали водолазами.
О том, как в царской России работал режим секретности подплава, Беклемишев хорошо написал в своем дневнике:
«03.09.1902 г. Ожидаю назначение командиром нашего «Миноносца № 150».
Велико же было наше с Анатолием Ниловичем удивление, когда узнали мы о том, что сей господин Налетов, является конструктором подводного минного заградителя! Мало того, оказалось — господин Налетов уже заканчивает постройку двух систершипов (от англ. sister и sheep — сестра и корабль), получивших забавные названия «Краб» и «Рак», на Николаевском заводе. И спуск их на воду намечен через две недели. Никто никогда и не слыхивал о проектах г. Налетова. А тем более о строительстве им каких бы то ни было подводных кораблей. И тем более столь специфических, как подводный минный заградитель… В завершение аудиенции ВК приказал составить списки экипажей кораблей из известных нам лично лучших специалистов русского флота, и, как он заметил при этом, «совершенно не стесняться» при составлении оных. Бедный Иван Григорьевич (Бубнов — Ред.)! Мы с Анатолием выгребли у него почти всех стоящих людей. Из головы не шел подписанный мною документ. Теперь-то я понял, каким образом великому князю удалось сохранить дело в тайне.
«С морковкой или розгами»
Из Николаева подлодки скрытно перешли в Балаклаву, где они базировались в закрытых ангарах, а Беклемишев числился начальником водолазной школы. Кто на самом деле эти «водолазы», не знало даже местное морское начальство. Поэтому, когда «Рак» и «Краб» поставили учебное минное заграждение у входа в Севастопольскую бухту, разразился скандал: «Количество вытраленных мин привело адмирала
Однако тем дело не кончилось. На учебной мине «подорвался» миноносец «Поти». Его команда каким-то образом узнала о причастности «водолазов» к этому конфузу, и нижние чины «потопленного экипажа» завязали с ними «грандиозную драку». Благодаря боцману Пришибееву, «принявшему на себя руководство дракою и пресекшему позорное неорганизованное побоище, слава Богу, обошлось без увечий. Организованный Пришибеевым честный кулачный бой стенка на стенку по исконным русским правилам и принявшим живейшее в нем участие, окончился победою наших экипажей. Вот ведь вздор же полнейший — а чувство от их победы преприятнейшее. И даже гордость какую-то нелепую ощущаю».
Между тем подводники тренировались вовсю. «Испытание предельной глубиной прошли экипажи в полном составе, — записывал Беклемишев. — И 5 человек пришлось списать с кораблей оттого, что при погружении испытывали совершенно неуправляемый приступ клаустрофобии. Матроса Ивлева пришлось выдернуть за штаны из боевой рубки и связать т.к. он непременно желал „выйти наружу“, и никаких уговоров слушать не хотел. Да, разумеется, это страшно когда лодка идет вниз и, сжимаемая давлением, тоскливо скрипит всем набором, как будто жалуется на непосильный груз. Да, некоторое волнение испытываешь при каждом погружении, однако все быстро проходит. К этому следует просто привыкнуть».
После ходовых испытаний, учебных торпедных стрельб и постановки мин экипажам опять предстояла сдача зачета: «С морковкой или розгами. В зависимости от результата. Впереди нас шли миноносцы из Севастополя, разгоняя всех с фарватера… лодка заполнена запахом горячего машинного масла и… И придется экипажу научиться правильно пользоваться гальюном!» — отмечал М.Н. Беклемишев. Вообще же моряки освоили лодки быстро, да так, что клали в цель восемь торпед из десяти.