Он — настоящий ревизор, а не придуманный, в отличие от гоголевского Хлестакова. И Николаев — совсем не уездный город, а процветающий порт, в котором находится штаб Черноморского флота и крупная верфь. Самая крупная в Российской империи. Соответственно, и масштаб хищений в этом хлебном месте был самым крупным во всем государстве. Так или иначе, воровали все.
Воровство было не только всеобщим, но отличалось особенным цинизмом. Обитатели Николаева открыто хвастались, что ни один частный дом в их богоспасаемом городе не был построен на личные деньги хозяина.
Приехавший из столицы ревизор Казарский, как стало известно местным чиновникам, взяток не брал. Причиной тому был и его прямой и честный характер, и то, что о состоянии дел на месте он докладывал непосредственно императору. Поэтому несговорчивый ревизор тут же становится личным врагом всех николаевских военных, интендантов и чиновников.
Мало того, что ревизору из столицы взяток в Николаеве не предлагали. Оказывается, что его здесь ограбили. Дядя Казарского, Алексей Мацкевич, служивший в Николаеве, оставил племяннику наследство, 70 тысяч рублей. Шкатулка с деньгами находилась у николаевского полицмейстера Автономова. Но оказалось, что деньги исчезли. Казарский поклялся, что отыщет и накажет вора.
Императорскому флигель-адъютанту слово «мафия» было неизвестно, но о том, что разворошить здешний гадючник будет нелегко, он предполагал. Ведь все нити от здешних безобразий так или иначе сходились к командующему Черноморским флотом, адмиралу Алексею Грейгу (1775−1845). Грейг занимал этот пост с 1816 года. Фактически именно его трудами Черноморский флот стал по-настоящему боеспособным и грозным. Но 16 лет на одном и том же месте — огромный срок для любого руководителя. Тут чисто физически обрастаешь жирком, покрываешься тиной и жемчугоносными ракушками. И начинает действовать могучий социальный закон, который мы нынче называем законом Паркинсона.
Любая большая административная система рано или поздно начинает работать для того, чтобы поддерживать свое существование, а не для того, чтобы выполнять возложенную на нее функцию. Закон Паркинсона действует даже на уровне заводов, научных и культурных учреждений (театров, газет, музеев). А уж на высоком государственном уровне его универсальность сравнима с законом всемирного тяготения. Он и открыт-то был на основе анализа деятельности Британского адмиралтейства, структуры государственной и чрезвычайно Великобритании необходимой.
Но дело было не только в засидевшемся на своем месте адмирале Грейге. Николаевские чиновники были так повязаны служебными, дружескими, семейными связями, что даже самый лихой боец за государственные (а значит, абстрактные) интересы был обречен в попытке очистить эти авгиевы конюшни. И даже за жизнь свою ему следовало опасаться. О чем кто-то из старых друзей и предупредил Казарского.
Столичный ревизор к этому предупреждению отнесся серьезно. Казарский считал вполне реальной возможность отравления. Об этом свидетельствует его нежелание есть и пить на визитах к николаевскому градоначальству и высоким чиновникам. Опасаясь этого, он даже требовал, чтобы хозяйка пансиона, в котором он остановился в Николаеве, пробовала каждое подаваемое ему блюдо.
И тут на сцену выходит женщина. Посетив дом капитан-командора Михайлова, Казарский отобедал. Визит к Михайлову был не служебного, а дружеского свойства. И может быть, даже с матримониальными целями. Капитан I ранга Казарский все еще не был женат, а дочь капитан-командора (чин этот почти адмиральский) была красавица. Так что отказаться от чашки кофе, ею поданного, было никак невозможно. И даже за разговором пришлось это кофе выпить.
После посещения Михайловского Казарский почувствовал себя плохо и обратился к доктору. По-видимому, у него было отравление большой дозой мышьяка. Такой большой, что вид его после смерти был ужасен. Опять же подозрение вызывало и поведение доктора, который, несмотря на явные признаки отравления, не дал Казарскому противоядия (от мышьяка, к примеру, помогает сырое молоко).
Казарского похоронили на кладбище в Николаеве. Естественно, что адмирал Грейг приказал расследовать обстоятельства внезапной и странной смерти флигель-адъютанта. В дополнение к этому из столицы приехала следственная комиссия, деятельность которой курировал сам Бенкендорф. В ходе следствия вскрылись странные факты. Николаевский полицмейстер Автономов, на которого падало подозрение в разграблении шкатулки с наследством, принадлежавшим
Но дальше подозрений дело не пошло. Ни севастопольская, ни петербургская комиссии не смогли отыскать виновных в отравлении, и дело было спущено на тормозах. Тем более что в Петербурге уже была намечена замена «засидевшемуся» адмиралу Грейгу — контр-адмирал
Эти люди, зачастую молодые и талантливые, около десяти лет работали не за страх, а за совесть. Но потом вступал в действие закон Паркинсона. На давным-давно «согретом» месте прежние «романтики» флота начинали стариться и больше думать о собственном благополучии, нежели о «пользе государевой».
Да и сам Николай I в конце жизни столкнулся все с тем же могучим законом Паркинсона, который крепче всяких революций ограничивает эффективность самодержавной власти. Руководитель, находящийся на вершине пирамиды власти, стареет. Мало того, что сил для работы становится меньше, желания тоже меняются. Все меньше хочется великих начинаний, все более приятны знакомые лица подчиненных, все чаще возникает мысль: «На мой век хватит, а дальше — разбирайтесь сами».
Царствование «императора-инженера», который немало способствовал техническому и научному развитию своей страны, завершилось Крымской войной, поражение в которой показало большое техническое отставание России от общеевропейского уровня. Кстати, немалую роль в этом поражении сыграла нерасторопность и вороватость чиновников интендантского ведомства, в безуспешной битве с которыми погиб капитан Казарский.