Вообще-то говоря, все советские песни о главном были или о любви, или о Родине. То есть либо лирические, либо строевые. Впрочем, в любую лирику могли вставить «Прощай, труба зовет». Поскольку любовь любовью, а решения очередного съезда партии внедрять в мозги было необходимо. Вот и внедряли потихоньку.
То на мотив совершенно опереточной песни из комедийного фильма со словами «Так будь здорова, товарищ корова!» вдруг запевали: «Шагай вперед, комсомольское племя!» То девушка Катюша передавала привет своему парню где-то «на дальнем пограничье». То в варшавскую шансонетку вставляли: «строчит пулеметчик за синий платочек». И ничего — пипл хавал, то есть народ пел. Потому что мелодия была душевная, певица — до умопомрачения красивая, а певец — шикарный. Популярная песня — хитрый жанр, комплексный.
Очередной информационный повод для любви к Родине появился у поэтов-песенников в конце 1950-х годов. Началось строительство Братской ГЭС. В то время это была самая большая гидроэлектростанция в мире. Зачем ее начали строить в такой дикой глуши, в 500 километрах к северу от Иркутска — тема для отдельного рассказа. По прежним планам Братскую ГЭС и соседний с ней город должны были строить заключенные Озерлага, находившегося в этих краях. Но как раз в это время начался период, который в советских анекдотах назывался периодом позднего реабилитанса. Лагеря закрыли, а Озерлаг преобразовали в трест «Братскгэсстрой». Для работы на стройке, которую объявили и всесоюзной, и ударной, организовали комсомольский призыв.
Организовали также призыв поэтов и композиторов для того, чтобы на всю страну воспевать вдохновенный труд комсомольцев-добровольцев. Поэт Е. Евтушенко съездил в Братск и написал поэму «Братская ГЭС». На Ангару поехала, едва закончив консерваторию, юная Александра Пахмутова, и вскоре цикл ее сибирских песен исполнялся едва ли не ежедневно и по радио, и по телевидению. Главное, ребята, — сердцем не стареть!
К воспеванию красавицы Ангары и девушек-красавиц Ангарского края присоединилась и творческая бригада в составе композитора Эдуарда Колмановского и поэта Льва Ошанина. В 1963 году по радио впервые прозвучала их песня «Бирюсинка». Сюжет был, как и положено, прост. Молодой человек из большого города приезжает по какой-то надобности на речку Бирюсу, встречает здесь местную девушку («бирюсинку») и влюбляется в нее. В третьем куплете ставится проблема: «То ль ее везти мне в город, то ль в тайге остаться мне?» То есть песня как бы не заканчивалась и требовала продолжения.
Продолжение последовало незамедлительно. Майя Кристалинская спела вторую песню на ту же тему — ответ той самой таежной красавицы. Лев Ошанин уже имел опыт написания песен-сериалов. Годом раньше в паре с композитором А. Островским он начал цикл «А у нас во дворе». Тема «таежной-тревожной» любви могла получить продолжение. Да что-то не срослось и дальнейшего продолжения не последовало.
Думается, что авторы песни ни на какую Бирюсу из Москвы не выезжали. Герой песни заворожен «синим взором» таежной девушки, которого, если вдуматься, быть не может. «Бирюсинка», скорее всего, из местных бурятов, а голубоглазые монголоиды науке не известны. Если же героиня из немногочисленных русских, селившихся по Бирюсе и по Ангаре, то она из староверов. А это для городского любовника — совсем дохлый номер. Не придет такая на свидание с «чужаком», хоть он весь соловьиным пением изойдет!
Впрочем, повторим за Пушкиным: «Поэзия должна быть глуповата». А попсовой песне тем более вредно чрезмерное знакомство с материалом. Для 99% слушателей песня была хороша. Хороша тем, что про любовь, хороша тем, что пели ее славные певцы. Хороша была она и тем, что звучала почти ежедневно и по радио, и по телевидению. А еще она открыла для масс название далекой таежной реки, которое так прекрасно можно было распевать во весь голос. То, что раньше про эту Бирюсу никто не слыхивал, в данном случае было достоинством. Звучное название другой таежной реки, Колымы, было слишком известно в самом плохом смысле, чтобы стать символом таежной романтики.
А мало кому известный левый приток Ангары таким символом стал. «Бирюсой», или «Бирюсинкой», стали называть молодежные кафе. Самое известное кафе с таким названием было в Москве на проспекте Калинина рядом с рестораном «Арбат». Там же, неподалеку, кстати, находилось и кафе «Ангара». А красноярский завод начал выпускать холодильник «Бирюса». В общем, бренд прижился. Мало того, даже получил московскую прописку.
В 1960-е годы территория Москвы увеличилась в несколько раз за счет окрестных подмосковных городков и деревень. Соответственно увеличилось и число новых улиц. Нумеровать их, словно в богопротивном Нью-Йорке, не стали. Новорожденным столичным магистралям было решено присваивать названия географических объектов Советского Союза. Поскольку на просторах Родины чудесной было много лесов, полей и рек, а также городов, столиц и станиц, имен на все московские улицы в новых районах хватало с избытком.
Тогда же был принят определенный и вполне очевидный порядок такого наименования. Улицы в западных районах-новостройках стали называть по топонимам, расположенным к западу от Москвы: Верейская, Ярцевская, Витебская. В новых районах, расположенных к югу от центра, появились Севастопольский проспект, Чонгарский бульвар и
Среди всего этого великолепия появилась и улица с нестандартным названием — Бирюсинка. Аналогичную нестандартность можно отыскать и на западе Москвы в наименовании улицы Кубинка. Почему эту улицу назвали так, а не Кубинская, совершенно очевидно. Имелся в виду подмосковный поселок Кубинка (с ударением на первом слоге). Название же улицы Кубинская, хочешь — не хочешь, разворачивало бы мысли в другую совсем сторону. В сторону Карибского моря, легко раздетых мулаток и рома «Гавана Либре».
А вот улица Бирюсинка в Москве стала неожиданным памятным знаком того милого времени, когда, казалось, романтика управляла миром, когда звезды оказались близкими, а хорошая и справедливая жизнь, думалось, была совсем рядом.