Есть предположение, что он работал с Питером Паулем Рубенсом. Прожил в Антверпене почти всю жизнь, вероятно, там же и скончался. Сын Беерта, Осиас Беерт Младший (1622−1678), тоже был художником.
Осиас Беерт известен только как художник цветов и фруктов. Он был одним из первых натюрмористов, обозначивших особенности таких картин.
На этом полотне (пожалуй, самом непритязательном) — «съедобный» натюрморт. Все, что на нем есть — можно есть (кроме посуды, естественно). Второе — не вычурный натюрморт, все просто, можно сказать — по-крестьянски (опять-таки — кроме посуды). Ягоды, артишок, булочка, вино двух сортов, красное и белое. Ягоды — земляника, малина, черешня и еще что-то непонятного вида (когда смотришь на тарелку с земляникой, кажется, что с полотна струится запах земляники!)
Расположение на столе — случайное, похоже, что у картины нет «второго плана», чего-то особенного, скрытого композицией. Всё как бы естественно и просто. Но только как бы. Замысловатая не то сахарница, не то солонка с крышкой, затейливые бокалы, нож с инкрустированной рукояткой, фарфоровые тарелки и чашка.
К этому можно добавить, что и цветовая гамма ничем не блещет: нет резких контрастов света и тени, нет бьющего в глаза золота. Все не то чтобы приглажено — приглушено.
Что до нас хотел донести художник и что он донес? Такое впечатление, что скромность еды на столе должна подчеркнуть качество вещей. Каждая из них — своего рода достижение художников и ремесленников.
Самый интересный в этом смысле предмет — сахарница (скорее всего, это сахарница, а не солонка). Она опирается на шары, на шарах покоятся лапы герм, изогнутых по форме сферы, которую они держат. Головы герм — какие-то фантастические, похожие на фавнов (кудрявые волосы, только что рожки не просматриваются). Барабан сферы разделен на полосы: капли, отполированные до зеркального блеска, и фон с каким-то рельефом. Над этой сферой (если называть ее точнее — тороидом) — полированный конус, к которому припаяны львиные головы с вдетыми в носы кольцами. Венчает эту конструкцию раструб с чеканкой. И закрыто это сооружение крышкой, на которой отчеканены какие-то фантастические морды. Ручка крышки тоже многоэтажное сооружение, с подобием капли на вершине.
Фарфоровая посуда — тарелка, блюдо, чашка — тонкая, расписная. На росписи — цветы, листья, абстрактные узоры. Может быть, это — продукция Дельфта, но может быть — Китая. Чашка и блюдо выполнены в одном стиле — у них по краю — острые выступы. Тарелка — несколько другой формы. Объединяет эти изделия цветовая гамма. Скорее всего, они вышли из одной мастерской.
Две металлические тарелки (видимо, серебряные) начищены до зеркального блеска. На разрезе артишока сидит муха, довольно крупная. В центре картины — десертный (по нынешним понятиям) нож с инкрустированной перламутром рукояткой. Рукоятка шестигранная, концы рукоятки позолочены. Питейная посуда — фужер и бокал. Бокал — с обычной для того времени толстой с наростами ножкой. У фужера — тонкая ножка и граненая чаша.
Осиас и его последователи от картины к картине усложняли «конструкцию»: добавляли (а зачастую — нагромождали) и еду, и посуду, и утварь. Их натюрморты были и просто повествовательными, и со скрытой драматургией. А в этой картине Осиаса заложены все основные элементы «съедобных» натюрмортов.
У Осиаса есть и более сложные картины. Сегодня трудно сказать, что было раньше — простые или сложные, потому что Осиас никогда не ставил дат (мало того, он и не подписывал свои произведения). Но если рассуждать логически, то простое предшествовало сложному. И перед нами — действительно, первенец натюрморта.