Самуил Маршак
Внешне он ну никак не производил впечатления детского писателя, этакого наивного весельчака с задорными глазами. Это был плотный, близорукий, задыхающийся от астмы человек, скорее похожий на бухгалтера в крупной конторе, чем на детского автора и блестящего переводчика английской литературы.
Его современник и коллега по цеху писатель Л. Пантелеев вообще отметил как-то в дневнике, что Маршак, «кажется, не очень-то умел общаться с детьми». Не было в нем неиссякаемой «детскости» Чуковского, который и на склоне своих лет входил в детскую игру азартно, напрочь забывая о преклонном возрасте.
Но именно Маршаку мы обязаны бесподобным «Кошкиным домом», почти каждую строчку которого можно цитировать как афоризм житейской наблюдательности и мудрости. Что стоит хотя бы эти знаменитое:
Слушай, дурень, перестань
Есть хозяйскую герань.
Или:
У нас племянников не счесть.
И всем охота пить и есть.
Строки Маршака мы заучивали наизусть в нашем октябрятско-пионерском детстве (кстати, не худшем из детств) как гимн бескорыстному подвигу:
Ищут пожарные, ищет милиция,
Ищут фотографы в нашей столице,
Ищут давно и не могут найти
Парня какого-то лет двадцати.
Или как песнь во славу негромкого, но важного труда:
Кто стучится в дверь ко мне
С толстой сумкой на ремне?
(Интересно, что бы написал Маршак в эпоху электронной почты?)
Наконец Маршак оставил нам замечательные переводы из английской поэзии, в том числе и детской. Он автор переводов песен и баллад Роберта Бёрнса, за что был удостоен звания почетного гражданина Шотландии, и, конечно, ставших классическими переводов сонетов Шекспира.
Зову я смерть. Мне видеть невтерпеж
Достоинство, что просит подаянья,
Над простотой глумящуюся ложь,
Ничтожество в роскошном одеянье.
Сейчас нет особой необходимости рыскать по книжным полкам в поисках информации о том или другом мало-мальски известном человеке. Великий и Ужасный Интернет сделает это за тебя в считанные секунды, предоставив сжатые и емкие данные: родился, учился, начал творить, женился, дети, семья, основные вехи творчества
Прибежала мышка-мать,
Поглядела на кровать.
Ищет глупого мышонка,
А мышонка не видать.
Дай-то Бог, чтобы дети наши никогда не были бы глупыми мышатами!
Астрид Линдгрен
Не особенно жалующая книгу дочь моя, наверно, лет до 13 не расставалась с Карлсоном, Пеппи Длинный чулок и Эмилем из Леннеберги. В конце концов, книжка Астрид Линдгрен поистрепалась настолько, что мне пришлось переплетать ее заново. Эта книга до сих пор одна из тех немногих, к которым дочь относится с нежностью.
Ну, в самом деле, что может быть привлекательного в толстом, эгоистичном, шумном обжоре с пропеллером, который, к тому же, может оставить Малыша в самый неподходящий момент?! Абсолютно ничего! И — абсолютно все! Карлсон — живой! Он говорит с Малышом на его языке, не докучает ему нотациями, не кормит обещаниями. Он играет с ним и живет в этой игре.
Вот, если честно, положа руку на сердце, разве кому-нибудь из нас не хотелось, чтобы в минуту грусти или тоски к нам тоже постучался в окно веселый толстый человечек и требовательно попросил посадки на подоконник? Не хотелось бы накормить пьяными вишнями кур, как это сделал неутомимый проказник Эмиль из Леннеберги, и не хотелось послушать захватывающие рассказы Пеппи Длинный Чулок о своем Папе-Капитане?!
Нет, они, конечно, не постучатся к нам в окно. Они будут спокойно дремать на пожелтевших страницах своих книжек в ожидании нового маленького читателя. Или хотя бы взрослого, который откроет эти страницы для своих детей или внуков. И снова зажужжит бессмертный пропеллер маленького толстячка, зажжется свеча в окне виллы «Курица» и Эмиль вырежет очередного деревянного человечка, унося нас в детство невозвратно, неистребимо! Ну, что ж, это пустяки, дело-то житейское!
Вильгельм Гауф
Этого писателя я узнала благодаря фильму «Сказка, рассказанная ночью». В основу его легла сказка «Холодное сердце» о бедном угольщике, продавшем сердце за деньги и получившем взамен кусок мрамора в груди. Сюжет с куплей-продажей души (сердца) довольно-таки не новый в европейской литературе. Ничем хорошим, разумеется, эта сделка не обернулась, и угольщик получил свое сердце обратно, пройдя через испытания и страдания.
Во всех сказках Гауф жалеет своих героев. Ну, что ж, на то и сказка, скажете вы. Ну, во-первых, сказка сказке — рознь. Не пожалел же андерсеновский принц-свинопас дуру-принцессу, оставил ее мокнуть под дождем! А во-вторых, Гауф был представителем немецкого романтизма, а там мистики, страхов и ужасов — хоть отбавляй! Он отдал ему дань и романом «Странички мемуаров Сатаны», и знаменитым историческим романом в духе Вальтера Скотта «Лихтенштейн», прославившим земли Швабии. (Памятник Вильгельму Гауфу стоит около замка Лихтенштейн, недалеко от его родного Штутгарта). Но самую большую и добрую популярность приобрели его волшебные сказки. Это и «Маленький Мук», и «Калиф-аист», и «Карлик-Нос», и многие другие. Это иногда страшные, иногда грустные и лукавые, и всегда захватывающие истории, которые так хорошо неспешно читать или слушать при свете свечи или неяркой настольной лампы.
Гауф не то чтобы прощает своих героев. Он дает им своего рода шанс («Жаль мне тебя, хоть ты и негодяй», — говорит Стеклянный Человечек убийце и сквалыге Петеру Мунку), он возвращает безобразному карлику и гусыне их прежний облик, снимает аистиные перья с калифа и его визиря. И дело тут вовсе не в пресловутой справедливости. Что было бы со всеми нами, если бы бог поступал с нами по справедливости? Да скорее всего, ничего бы от нас не осталось! Просто, если даже в самом отъявленном негодяе — герое сказки Гауфа, живет крупица, нет, даже крошечка человеческого, автор жалеет их. Поэтому они и живы: превращается в мальчика Карлик Нос, так некстати когда-то посмеявшийся над старухой-колдуньей; сбрасывают перья калиф и его визирь, насмехавшиеся над аистами; получает свое сердце обратно угольщик Мунк; искупает свою вину повелитель пустыни Орбазан; будет прощен самозванец-портной из «Сказки о мертвом принце».
Маленький сказочник из Вюртемберга, проживший на свете всего 24 года, умел верить в добро и ценить его, и старался сделать так, чтобы в него верили и ценили другие. Наверно, это и называется любовью. Самой чистой, искренней и неподдельной любовью, о которой другой поэт, спустя почти полтора века после Гауфа сказала всего лишь 4 гениальные строчки:
Уронили мишку на пол.
Оторвали мишке лапу.
Все равно его не брошу,
Потому что он хороший.
Ох, как далеко многим из нас до такой простой любви!