Я люблю июнь. В самом названии его есть что-то волнительное, намек на чудо. Не предвкушение, а только зыбкое (не спугнуть бы!) ожидание нового.
Я люблю июнь. В этом месяце много лет назад Бог решил сделать мне самый главный подарок в жизни и подарил дочь — 3 кг радости, независимого характера и ироничной улыбки.
Я люблю июнь. В этом месяце родились два поэта, навсегда завладевших моим сердцем. Два, совершенно разных по времени и мироощущению, но огромных по таланту. Один из них вошел в мою жизнь с младенчества, другой — в восемь лет. С разницей в один день они появились на свет: один — в России, другой, почти сто лет спустя — в Испании. Один из них — Александр Пушкин, другой — Федерико Гарсиа Лорка.
О жизни Пушкина написано так много, что глупо было бы перепевать уже известное. Да, «солнце русской поэзии», родившийся 6 июня 1799 года в Москве. Да, автор бессмертного романа в стихах и множества изумительных стихотворений, поэм, драм и сказок. Да, погиб на дуэли в возрасте 37 лет, защищая свою честь и честь красавицы-жены. Редко в каком учебнике не встретишь его портрет и статьи, тщательно анализирующие любой этап его творчества. Да что там статьи, целое учреждение в Академии Наук посвящено ему — Пушкинский Дом, тот самый, которому тихо кланялся Блок, «уходя в ночную тьму».
О втором известно тоже достаточно. Один из ярчайших представителей испанской поэзии 20 века. Родился в Гранаде 5 июня 1898 года, учился музыке и праву, профессиональный систематизатор и аранжировщик народных песен. В 1921 году вышел в свет первый сборник стихов, принесший ему славу: «Канте хондо» — «Глубинное пение», на основе андалусской народной поэзии. Потом были сборник «Цыганское романсеро» со знаменитой «Неверной женой», «Диван Тамарита» — дань арабскому наследию Гранады, пьесы «Кровавая свадьба», «Йерма», «Дом Бернарды Альбы» и другие, литературные статьи и выступления. Был другом многих выдающихся людей своего времени, в том числе и скандального Сальвадора Дали. Расстрелян в 1936 году после прихода к власти Франко.
В советское время упорно отстаивались политические мотивы убийства поэта. Сейчас больше склоняются к личным. Особенно ясно это прозвучало в фильмах «Сокровище царя Соломона» и «Отголоски прошлого» — о юности Сальвадора Дали и Гарсиа Лорки. Что ж, имеющий уши да услышит! Понятия морали и нравственности варьировались всегда. В конце концов, не своими личными пристрастиями и ориентацией интересна творческая личность, а силой своего дара.
Очевидцы его расстрела вспоминали, что он до конца надеялся на спасение, не верил в близость смерти. Его руки с трудом смогли оторвать от крыла вишневого автомобиля, будто в этом багровом металле заключалась для него последняя связь с жизнью. И потом, расстрелянный, он долго еще царапал красноватую влажную землю, ту самую, что дала ему жизнь 38 лет назад.
Смертельно раненный Пушкин тоже не верил в близость конца. «Не может быть, чтобы этот вздор меня пересилил», — повторял он в предсмертные часы. Увы, это был далеко не вздор, и он оказался сильнее.
Два поэта, таких любимых. От знакомого до боли, уютно-воркующего «Три девицы под окном пряли поздно вечерком» и «Буря мглою небо кроет» — до непонятно-завораживающего: «Любовь моя, цвет зеленый. Зеленого ветра всплески. Далекий парусник в море. Далекий конь в перелеске».
Я печалилась о судьбе Пушкина и ненавидела Дантеса, делала доклады и защищала дипломную по Лорке. Они — часть моей жизни, моих детства и юности. В них не было боли и горя, не было тревоги за будущий день и заботы о хлебе насущном. В них были Пушкин и Лорка, папа и еще живая мама, лелеявшие мою душу, воспитывавшие разум и дарившие мне встречу с прекрасным. А чем же еще, как не «разумом и лелеющей душу гуманностью», определяется истинный поэт?
Они были такими разными. Но если на поэтическом небосклоне провести черту между звездами Пушкина и Лорки, незакатным светом вспыхнет пушкинское:
На холмах Грузии лежит ночная мгла;
Шумит Арагва предо мною.
Мне грустно и легко; печаль моя светла;
Печаль моя полна тобою,
Тобой, одной тобой… Унынья моего
Ничто не мучит, не тревожит,
И сердце вновь горит и любит — оттого,
Что не любить оно не может.
И лоркинское:
И тополя уходят —
но след их озерный светел.
И тополя уходят —
но нам оставляют ветер.
И ветер умолкнет ночью,
обряженный черным крепом.
Но ветер оставит эхо,
плывущее вниз по рекам.
А мир светляков нахлынет —
и прошлое в нем потонет.
И крохотное сердечко
раскроется на ладони.
А все же замечательно, что опять, в который раз наступает июнь, томительный, трепетный месяц. Месяц светлых поэтов…