Второй курс запомнился особенно ярко. Нас, ссыльных, набралось человек 80, и единственный раз мы жили в почти курортных условиях. Среди бескрайних полей между Павловском и Гатчиной в одном из самых отдалённых от жилья мест стояло здание заброшенного клуба. Рядом находился специально для нас возведённый сарай с двумя входами и тремя дырками над глубокой ямой. На столбах висели 4 больших рукомойника. Внутри здания тесно стояли двухъярусные нары, и была символическая перегородка, делившая зал на мужскую и женскую половины. В пристройке к клубу были полностью оборудованная кухня и столовая.
Совхоз не скупился: раз в два-три дня для нас забивали корову, так что мяса было хоть отбавляй. И картошки, огромной, чистой, рассыпчатой. В магазинах даже похожей не бывало, да и на рынках тоже. Оказалось, эту картошку специально растили для столовой Смольного. Но, поскольку её было так много, что хватало и всему Смольному, и всему совхозу, то и нас решили побаловать. Не отдавать же её на овощебазы — народ пугать. А для скотины — жалко.
Работать мы выходили в 8 утра, отстояв в очередях на умывание и к «очку», и позавтракав кашей и отменным творогом со сметаной (я же говорю — курорт). Народ у нас был в основном из провинции, привыкший на огородах работать, поэтому вкалывали по полной — на турнепсе (он величиной с человеческую голову — попробуйте двумя взмахами обрубить ботву и бросить в бурт). Вскоре выяснилось, что я, изнеженная ленинградка, как ни стараюсь, бригаду подвожу.
И было принято гениальное решение: освободить меня от работы. Второе решение было ещё гениальнее: меня назначили добытчиком алкоголя. Вы же знаете, какая работа — без отдыха, а какой отдых — без алкоголя? После работы веселье у нас было атомное. Дело позже закончилось двумя незапланированными свадьбами и несколькими абортами (о презервативах знали, но видеть — не видели такое чудо заморское). А выпить веселящейся молодёжи было нечего.
Купить водку или вино в округе было негде. Видимо, это была политика директора совхоза. Но вместе с директором ближайшего сельмага выход удалось найти: дёшевый кубинский ром в больших бутылках. И вот я каждое утро, выспавшись и позавтракав в пустой столовой, брала рюкзак, и за 6 км топала в магазин и обратно — с грузом на 40 человек (сигареты не в счёт), потом — ходку повторяла. Когда проходила в полях мимо наших, воздух оглашался радостными криками. А что было вечером!
Совхозу мы сильно помогли, и в последний день к нам приехал директор. Это был четвёртый человек из местных, кого мы видели в полях за 1,5 месяца. Другие трое были — бригадирша, приходившая в 8 и уходившая в 8.15, тракторист, который к началу работ перепахивал нужный участок и тоже уходил, и водитель, привозивший продукты. Где были остальные, неизвестно. И я в своих странствиях почти никого не встречала. А совхоз был большой и богатый, в несколько деревень. Директор привёз благодарность и проигрыватель, который вручил нашей бригаде, благо они от меня вовремя избавились.
Удивление от прикосновения к «экономике социализма» осталось до сих пор. Обработали мы тогда три поля турнепса, сложили бурты на зиму. Корм этот, наверно, помог пережить зиму скотине, оставшейся в живых после нашего пришествия. Но вот стоил ли он затрат, которые совхоз понёс: перевозки студентов, хозяйственно-бытовых благоустройств, дров, гор съеденных продуктов, включая 20 убиенных коров, и подаренного нам дорогого проигрывателя? Да если ещё подумать, что за убранные поля работникам выписывались зарплата и премии… Да коров списали скорее всего не 20, а поболе…
В общем, бурты эти золотыми оказались. Золотыми для нас: поели, погуляли, от учёбы откосили. Золотыми для совхозной и институтской администрации, и в смысле материальном (нашим наверняка продуктовые презенты присылались, как было принято) и в смысле «галочек» о проделанной шефско-подшефной работе. Стали эти бурты и частью болота, в котором утонул потом Советский Союз. Так что и мы, комсомольцы, ударным трудом поспособствовали тому, что случилось через 15 лет.
Пусть приятные воспоминания о «колхозах», «картошке», комсомоле и о всей жизни в той стране останутся с нами. Но пусть только приятные и только воспоминания.