Тогда многих зарубежных деятелей литературы и искусства привлекали в юном государстве рабочих и крестьян боевой оптимизм и неуклонная вера в светлое будущее. Инженеров и архитекторов Советский Союз тоже привлекал — как необъятная строительная площадка. Фигура зарубежного спеца-энтузиаста, американца или немца, была привычной на стройках Первой пятилетки. Они приезжали в советскую Россию со своими идеями и проектами, мечтая осуществить их здесь.
Именно тогда появились в советских городах здания, построенные в международном стиле, который за рубежом называли «Баухауз», а в СССР — конструктивизмом. Дома с железобетонным каркасом, без несущих стен, сразу бросающиеся в глаза своими необычными формами, появились в начале 1930-х годов в Москве, Ленинграде, Харькове, Иванове, Нижнем Тагиле, Свердловске, Запорожье… Эти постройки, эти несбывшиеся мечты о светлом будущем до сих пор заставляют гордиться грандиозностью замысла и стыдиться мизерности достигнутого результата.
Неравнодушен я к советскому конструктивизму. И знаете почему? Потому что несколько лет своего студенчества я прожил в одном из самых знаменитых памятников советского конструктивизма в Москве, в
Автором этого проекта был архитектор Иван Сергеевич Николаев (1901−1979). Строительство дома-коммуны началось в 1929 году. К тому времени двадцативосьмилетний
Дом-коммуна была, надо сказать, очень своеобразным проектом, до конца воплотившим в жизнь идею конструктивистов о том, что дом — это «машина для жилья». В техническом задании, которое составило Московское Бюро Пролетарского Студенчества, эта машина описывалась в действии. Картина, надо сказать, рисовалась грандиозная.
Утро. Несколько минут до подъема. Все студенты спят в спальном корпусе в специальных ячейках. В каждой такой ячейке-кабине два места. Площадь кабины — 6 кв. метров, это меньше вагонного купе. Благодаря небольшому размеру спальной ячейки на шести этажах корпуса длиной почти в 200 метров удалось разместить около 2000 студентов. Для экономии места даже двери в кабинах, находившихся по обе стороны длиннющего коридора, были сделаны раздвижные, как в поезде.
Небольшой размер спальных кабинок не являлся проблемой. Во-первых, согласно проекту кабинки хорошо проветривались, дезинфицировались ультрафиолетом и одорировались, то есть спертости воздуха никакой наблюдаться было не должно. А во-вторых, спальная кабинка жилой комнатой не являлась и предназначалась только для ночного отдыха. Никаких вещей здесь не хранилось. Более того — никаких личных вещей у проживающих в доме-коммуне не имелось. Даже ночная пижама — и та была коммунальная. И это правильно, товарищи! Коммуна же, новый быт!
Как же жили коммунары? А вот посмотрим!
В шесть часов утра по всем этажам спального корпуса раздавался звонок побудки. А может быть, включалось радио? Студенты вставали и организовано направлялись в санитарный корпус. Санитарный корпус примыкал к спальному, так что вместе они образовывали как бы гигантскую букву Т. Здесь — умывальники, туалеты и душевые. Широкие балконы на каждом этаже вдоль всего корпуса были приспособлены для занятий утренней гимнастикой. Ночные пижамы укладывались в специальные личные ящики, из них же доставалась и надевалась студенческая форма. Поскольку санитарных точек было много и находились они на каждом этаже, утренние гигиенические процедуры проходили быстро и организованно. Те, кто помылся и оделся, спускались вниз, в столовую.
Здание дома-коммуны — семиэтажное, но лифтов в нем не было. Во-первых, лифты делали за границей, следовательно, покупать их — значило тратить валюту. Во-вторых, лифты просто не справились бы с такой нагрузкой. Перевезти за двадцать минут 2000 человек — не шутка. Архитектор придумал лифтам остроумную замену — пандус. По нему без особых усилий можно было подняться даже на седьмой этаж и закатить туда же на тележках грузы. А снаружи выглядел этот пандус вполне модерново.
С противоположной от спального корпуса стороны к санитарному корпусу примыкали столовая и учебный корпус. Они располагались параллельно спальному корпусу, так что все здание в плане напоминало букву Н. Сюда студенты попадали из санитарного корпуса, уже одетые и помытые.
Столовая — образцовая фабрика-кухня, которых тогда строилось много и которыми гордились, поскольку они избавляли женщин от рабского домашнего труда для свободной и равноправной работы на производстве. Накормить за час всех обитателей «Коммуны» для фабрики-кухни не проблема. А дальше — на занятия в учебные аудитории институтов.
В учебном корпусе тоже шла учеба. Здесь были помещения для занятий, библиотека и чертежные залы. Проблема с освещением помещения большого объема решалась так же, как в заводских цехах. Крыша была сделана в виде гребенки с застекленными окнами. Поэтому двухэтажный учебный корпус издалека заводским цехом и казался. На первом этаже, кроме столовой, был просторный вестибюль и клуб со зрительным залом, в котором позже поставили киноустановку — первую во всем окрестном районе. Все условия для полноценного отдыха! Но в 22 часа звенел звонок — отбой! К этому моменту коммунары должны были уже лежать в своих спальных ячейках.
Считалось, что около 5 процентов коммунаров во время учебы заведут семьи и детей. Семья как замкнутая ячейка в доме-коммуне не существовала, а дети не должны были отвлекать от главного — от учебы. Поэтому в учебном корпусе на первом этаже находились ясли и детский сад, где жили дети до 4 лет. Дети, действительно, жили здесь, а родители к ним приходили в свободное время. С другой стороны, детский сад не был закрытым учреждением. Не только родители, любой из коммунаров мог прийти сюда, поучаствовать в процессе воспитания.
Вот такая красота получалась от соединения идей конструктивизма с идеями социализма. Такой вот конструктивный социализм.