Хотя не знаю, могу ли с уверенностью сказать, что сейчас знаю — как. Более того, один мудрый человек, любимым развлечением которого было проезжать шестьдесят километров на велосипеде, говорил, что именно проехав такое расстояние, можно почувствовать, как открываются резервные силы организма. Так вот, этот человек сказал как-то, что умение писать о том, что произошло, гораздо больше в себя вмещает, чем умение писать о вымышленном или фантастическом.
Что именно оно в себя вмещает, это умение, я так и не удосужилась узнать — наверно, потому, что была ещё слишком юной, чтобы таким интересоваться. Да и сейчас, хотя, по мнению многих знакомых, уже без пяти минут писатель, почему-то не рискую взяться за серьёзную тему. Наверно, надо было брать пример с подруги. Она с радостью в свои пятнадцать рифмовала разные анекдоты, ничуть не смущаясь наличием ненормативной лексики в них, и успевала ещё много разного. Она с гордостью называла меня «моя младшая подруга». А я её — «миссис зазнайка». Времена были интересные, разных дел столько, что не мог вместить даже летний день. Да и за неделю сложно было успеть что-то… И любимым развлечением было не выстраивать слова в предложения, а просто загорать и купаться на пляже летом или же кататься зимой на лыжах и санках, или на коньках по замёрзшей реке.
Всё это, конечно, нравится мне и сейчас. Но теперь иногда задумываюсь, почему меня так тянет на эти литературные сайты, чтобы рифмовать или сочинять сказки, или писать статьи, кажется, что ни о чём, просто о мелочах каких-то.
В своё оправдание я говорю себе обычно, что так развлекаться — это всё-таки лучше, чем, к примеру, пить пиво с рыбкой, смотря футбол, или сидеть часами в парикмахерской. Но кто знает, лучше ли.
Ещё, оправдывая это своё хроническое графоманство, вспоминаю два школьных сочинения, за которые учительница поставила такие нетипичные для того времени, да и для сегодняшнего тоже, оценки — «отлично» и много плюсиков. Это очень красиво смотрелось, красными чернилами. Казалось, что все эти плюсики весело улыбаются, вроде нынешних смайликов. Не оттого ли мне так нравится к месту и ни к месту, где только можно, понаставить этих смайликов.
Учительница, поставившая такие оценки, сказала, что у меня, несомненно, талант — замечать то, что скрывается от беглого взора и доступно только неравнодушным людям. Тогда я как-то не задумывалась над этими словами. Но теперь понимаю, что для того чтобы что-то понять, хотя бы не полностью, но приблизиться к пониманию, надо не бежать, а остановиться и вникнуть в это что-то, будь это рассветное небо, рябь на воде тихой речки или слова учительницы. Та учительница не была нашей, просто заменяла несколько уроков. Но её и в семьдесят пять лет в нашем городке называли «учительница». Не училка, не учительша, а именно учительница.
Как же часто приходится жалеть о том, что не научилась чему-то у таких людей. Но, как говорится, всему своё время. А ещё учиться никогда не поздно. Хотя, может быть, стремление учиться, а не делать что-то, используя уже имеющиеся знания, это своеобразная трусость. В двадцать я струсила выйти замуж, а сейчас — написать роман. Не знаю, почему. Когда на одном из литсайтов мне сказали, что я должна написать о том, как мои деды воевали во время Великой Отечественной, я ответила, что не считаю себя настолько профессионалом, чтобы писать на такие темы. Это правда, конечно же. Но правда — такое странное понятие. У неё есть разные стороны, разные грани. Наверно, всё же правдивее будет признаться, что просто струсила, как когда-то замуж.
Потому что писать о своих бабушках, о дедушках, воевавших и вернувшихся домой, гораздо сложнее, чем выдумывать сказки или рифмовать стихи. Другое дело, что такое произведение будет интересно только узкому кругу людей — моим родственникам. Но это даже лучше. Никто из них не назовёт меня графоманом, а я исполню своё желание. Как знать, может быть, оно одно из главных, важных, которые надо непременно исполнить…