Наконец, в 1727 году последние части книги были изданы. Однако текст первых изданий «Гулливера» так и не стал каноническим, во многом из-за того, что издатель Мотт, опасаясь судебных преследований, сильно смягчил и сократил текст исходника. Не обошлось даже без самовольных вставок, особенно возмутивших Свифта — вроде отрывка, восхваляющего покойную королеву Анну.
Зато Мотт полностью убрал рассказ о лилипутских конкурсах, где для получения правительственной должности надо было ловко плясать на канате или пролазить под палкой (намёк на то, что во власть попадают не самые достойные, а самые ловкие). Из 4-го путешествия исчез отрывок о том, что в Англии есть люди «разорённые законом» («он недоумевал, каким образом закон, назначение которого охранять интересы каждого, может привести кого-нибудь к разорению»), а также обличительное описание Свифтом английской судебной системы.
Д. Свифт «Четвертое путешествие», гл.5:
«…у нас есть сословие людей, смолоду обученных искусству доказывать при помощи пространных речей, что белое — черно, а черное — бело, соответственно деньгам, которые им за это платят. …Например, если моему соседу понравилась моя корова, то он нанимает стряпчего с целью доказать, что он вправе отнять у меня корову. Со своей стороны, для защиты моих прав мне необходимо нанять другого стряпчего, так как закон никому не позволяет защищаться в суде самостоятельно. Кроме того, мое положение законного собственника оказывается в двух отношениях невыгодным. Во-первых, мои стряпчий, привыкнув почти с колыбели защищать ложь, чувствует себя не в своей стихии, когда ему приходится отстаивать правое дело, и, оказавшись в положении неестественном, всегда действует крайне неуклюже и подчас даже злонамеренно».
По поводу редакторских правок Свифт возмущенно писал своему другу А. Попу: «Будь я другом Гулливера, я потребовал бы от всех моих друзей, чтоб они громогласно заявили, что с его рукописью безобразно обошлись».
Неисправленный текст книги (вместе с пояснительным письмом «капитана Гулливера») был выпущен лишь в 1735 году ирландским издателем Джорджем Фолкнером. Это издание уже можно считать каноническим, если бы не два «но»…
Во-первых, Фолкнер так и не осмелился вернуть в текст 3-го путешествия отрывок про успешное восстание жителей города Ландолино против монарха летающего острова Лапута (слишком уж явными были параллели с Ирландией и Англией). Отрывок не печатался вплоть до 1899 года.
Во-вторых, издателю пришлось убрать из 4-го путешествия упоминание о том, что омерзительные еху произошли от двух англичан. До 1920-х годов считалось, что этот пассаж оскорбляет национальное достоинство.
Одним из первых зарубежных поклонников «Гулливера» стал Вольтер. Недаром первый перевод книги Свифта был сделан во Франции, и там же в 1838 году вышло издание со знаменитыми иллюстрациями Жана Гранвиля, которые многие признают классическими.
Первый же русский перевод под названием «Путешествия Гулливеровы» сделал в 1773 году Е. Коржавин. А одним из самых ярких русских продолжателей традиций Свифта стал замечательный сатирик М. Салтыков-Щедрин с его «Историей одного города».
Самые популярные и качественные русские переводы «Гулливера» появились после революции и связаны с именами двух друзей-филологов — Бориса Энгельгардта и Адриана Франковского (оба переводчика умерли в блокадном Ленинграде 1942 года). В данном случае я, конечно, не говорю о версиях для детишек (вроде пересказа Т. Габбе), где сатира была убрана и остались только забавные приключения героя.
Наиболее полным считается перевод Франковского. Однако здесь требуется оговорка. Я сразу обратил внимание, что в изданиях пишут не «перевод Франковского», а «под редакцией Франковского». Скорее всего, дело в том, что Франковский взял за основу вариант своего друга (это легко увидеть, сравнив оба текста). Но так как перевод Энгельгардта делался для школьников и содержал значительные купюры, Франковскому пришлось дополнить и исправить текст в соответствии с оригиналом.
Так из перевода Энгельгардта были убраны наиболее грубые физиологизмы, связанные, прежде всего, с отправлением естественных потребностей. Например, здесь нет сцены, где лилипуты вывозят тачками экскременты Гулливера.
Анекдот:
«После того, как Гулливер перенес дизентерию, его еще долго вспоминали в стране Лилипутии».
Полностью исключена и история о том, как Гулливер потушил пожар в лилипутском дворце струёй своей мочи, а королева вместо благодарности чуть было не обвинила «спасителя» в тягчайшем преступлении (очень яркая аллегория о роли сатирика в обществе, и заодно намёк на королеву Анну, которая не могла простить Свифту «богохульной» с её точки зрения «Сказки о бочке»).
Также из описания учёным способа раскрывать антиправительственные заговоры переводчик убрал упоминание об изучении… фекалий подозрительных лиц («…ибо люди никогда не бывают так серьезны, глубокомысленны и сосредоточенны, как в то время, когда они сидят на стульчаке»).
Нет в варианте Эегельгардта и неприличных сцен с эротическим оттенком. Например, тех, где фрейлины-великанши извращённо забавляются с малюткой-Гулливером, раздевают его, сажают себе на сосок и заставляют «совершать по своему телу другие экскурсии». При этом смешную сцену, где героя обвиняют в любовной связи с лилипуткой, переводчик счёл допустимой и оставил.
Анекдот:
«Гулливеру постоянно не везло с женщинами — он постоянно на них наступал, так сказать, ходил по бабам».
Чтобы советских школьников не смущал неправильный «классовый» подход Свифта, в рассказе об общественных школах Лилипутии Энгельгардт исключил вполне серьёзное уточнение писателя о том, что крестьянам и рабочим образование ни к чему.
Тем не менее, купюр в переводе Энгельгардта не так уж много и они вполне оправданы, учитывая адресат книги. Для более взрослых и любознательных всегда в распоряжении вариант Франковского.
Злобная сатира Свифта на буржуазное общество пришлась по душе жителям Страны Советов. Недаром уже в 1939 году режиссёр Александр Птушко сделал вольную экранизацию на темы Свифта под названием «Новый Гулливер». Фильм и сегодня смотрится вполне пристойно, а уж в момент выхода был и вовсе революционным (о нём высоко отзывался
«Новым Гулливером» в фильме выступает советский пионер, который во сне попадает в Лилипутию и помогает рабочему люду освободиться от власти капиталистов. Капиталисты изображены крайне карикатурно. Они развлекают Гулливера кордебалетом и романсом «Моя лилипуточка» в духе Вертинского, ездят на машинах, а надсмотрщиком над рабочими выступает настоящий робот.
Но, что бы там ни говорили, по духу эта вольная экранизация гораздо ближе оригиналу Свифта, чем все детские пересказы.
О том, какой конкретный политический контекст имели оригинальные «Путешествия Гулливера», я расскажу в следующий раз.