Вообще-то, площадь позволяла подселить значительно большее количество людей. Но муж Матильды был из «наших». Одним из тех подпольщиков, что оставались в оккупированном Загребе. Он погиб в гестаповских застенках.
Невен Иванчич был одним из «наших». И среди буржуев иногда встречаются приличные люди. Но — редко. Поэтому пока неясно, с кем же его вдова, товарищ Иванчич.
Именно так, «товарищ Иванчич». Потому что Петар ненавидит её имя. Матильда. Так они между собой называли восемь фашистских бункеров на Сремском фронте. «Матильда 1», Матильда 2″…
«Они выпили нам столько крови, эти „Матильды“! Сколько ребят погибло там. Почти половина моего батальона».
Они совсем разные. Она — не ест с пола. А он, бывало, ел даже с земли. Она понимает, что старый коньяк принято пить маленькими глотками. Он этого не знает. Да и когда узнаёт, всё равно пьет залпом. У «них» нет времени пить маленькими глотками!
Даже Загреб, в котором они выросли, у каждого из них — свой. Он жил у канала, возле бывшего кожевенного завода. Она — совсем в другом, респектабельном районе. В который товарищи Петара если и попадают, то — случайно. Когда, заплутав, потеряют ориентировку среди переплетения улочек малознакомого им городского центра.
Он не привык носить цветы открыто. Стыдно. Товарищи могут засмеять. Как так? Офицер и… С цветами?! Поэтому он приносит розы тайком. За пазухой, под гимнастеркой. Не самое лучшее место для цветов. И стебелек одной из роз ломается. Надо выбирать. Кому? Кому подарить уцелевшую розу? Лиляне? Матильде?
И Петар делает свой выбор. Дарит розу женщине с ненавистным для него именем. Хотя нельзя… Нельзя ему её любить. Ведь она — враг. Конечно, так-то, по-человечески — нет. Но по происхождению… По происхождению — да. Враг.
Но он дарит розу Матильде. Несмотря на то что нельзя ему любить Матильду. Уже она, от имени Петара, одаривает этим цветком Лиляну. У той — праздник. Сегодня её приняли в партию. Единогласно. И так хвалили, хвалили… Да и вообще, это первые… Первые цветы в её коротенькой восемнадцатилетней жизни.
К тому же, и Матильда прекрасно понимает, что ей тоже… Нельзя. Нельзя его любить. Потому что это опасно для него. Любимого.
Им нельзя. Но они — любят. И наступает момент, когда оба понимают, что не могут жить друг без друга. И всё, что помимо этого — ерунда. Не бывает музыки «нашей» и «вашей». Музыка, она общая. Для всех. Как воздух, которым дышат и товарищи, и буржуи. Как земля, по которой ходят все.
И даже Вагнер, под музыку которого, возможно, Гитлер вынашивал свои бесчеловечные замыслы, может быть самым настоящим душевным лекарством, если его слушать одному в тихой комнате. С закрытыми глазами. Отодвинув от себя тот бой с ещё скрывающимися по лесам недобитыми бандами усташей и чётников, что был всего несколько часов назад. И одна из вражеских пуль нашла-таки тебя. Задела по касательной.
«Что это? Да так, ерунда. Собака укусила».
Они не могут друг без друга. А потому — кто может им помешать сыграть свадьбу? Вот и обручальное кольцо, которое Петар купил на том самом черном рынке, которого скоро не будет. Потому что они уже открыли общественные столовые. Это кольцо — Матильде, а то, что он купил себе, оказалось маловато для пролетарской руки. Но ничего. Растянут. Он уже отдал мастеру. И тот успеет. Ведь свадьба завтра, в 11. Он уже и свидетелей нашел. Вот только попа не будет. Но это и ничего. Попы, и Матильда это хорошо знает, не приносят счастья.
Но ведь и Лиляна… Любит. И знает, что Петар любит её. Ведь Матильду нельзя любить. Она же старая. Ей уже 29. Поздно иметь детей. А у неё будет ребенок. От Петара. Так что, неужели, ребенок так и останется безотцовщиной?
И она пишет. В Комитет партии. И рано утром, когда день будущей свадьбы только начинался, за Петаром заезжает капитан Бркич. Мате. Начальник и боевой товарищ Петара. Он увозит его с собой. Чтобы по-товарищески… (Нет, не по директиве. Была бы директива, с ним бы разговаривали в другом месте, другие люди и совсем по-другому.) По-товарищески объяснить Петару, что женитьба на буржуйке будет рассматриваться Партией как предательство по отношению к ней. Особенно сейчас, когда «эти» так ждут демократических выборов. Вот им, вот! А не демократические выборы…
Если Петар не может без Матильды, то без Партии — как? Он сможет?
Нет, и без Партии Петар не сможет. Поэтому он уезжает. Забежав… Буквально на минутку забежав попрощаться с Матильдой.
Вот, надо уезжать. Добивать остатки банд усташей и четников. Но пусть Матильда не волнуется. И ничего не боится. Он будет ей писать. Каждый день. И вернется. Обязательно вернется!
Но писем нет и нет. Месяц, другой…
Только через полгода к Матильде зайдет Лиляна, которую Комитет командировал из провинции в Загреб. На празднование победы Народного фронта и провозглашение Декларации Федеративной Народной Республики Югославия:
«Как Вы ничего не знаете? Он мне не писал. Но я нашла его. Через Комитет. И приехала к Петару. Мы сыграли свадьбу. Теперь никто не назовет его будущего ребенка безотцовщиной. Петар погиб. На следующий день после свадьбы. Два месяца тому назад. Вот, это было в его вещах. Он написал вам. Я не читала. Петар любил только вас».
То, что Петар любил другую женщину, Лиляна наконец-то поняла. А то, что не пуля усташа или четника, а она убила его, как мне показалось, — нет.
До свадьбы у Петара ещё была надежда, что он отвоюет. Храбро и честно. И Партия поймет, что он — не предатель. И тогда он сможет вернуться. К любимой женщине.
А если вернуться невозможно, то тогда — зачем? Он ведь не может без неё. Без Матильды. Не может жить без неё.
Он погиб в день свадьбы. На следующий день он просто нашел выход. Выход из любовного треугольника.
Так что выход — есть всегда. Но не приведи Господь, чтобы кто-то отдал за него такую же дорогую цену, как та, которую в свои неполные 26 лет заплатил поручик Петар Хорват.