Старинную обрядовую песню надо слушать, а лучше петь, а ещё лучше — участвовать в обряде. В старину эти песни были органичны для уха русского человека, с ними он рождался, женился и умирал.
Современному уху не понятны гармонии прошлых времён, слова из старинных песен и сами обряды.
Может, и русская песня сохранилась где-нибудь в провинции, в деревне?
К сожалению, нет! Деревня умерла. Только что оттуда, был там, отдыхал, знаю…
Деревня последние полвека пела песни Матусовкого, Долматовского, Богословского и Френкеля.
Для деревни слово фольклор — это Бабкина и «Золотое кольцо», а ещё «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались…»
Интересно пишет один из столпов бардовской песни Дмитрий Сухарев (автор стихов песен «Александра» и «Брич-Мула»): «…Исторически у нас сложилось два языка поэзии, самородный и инородный, естественный и неестественный — род синтетики. Первый успел развиться и достичь совершенства задолго до того, как возник второй. Его избыли, извели, согласно правилу русского свинства: до основанья, а затем… Мы и христианство таким способом от греков принимали — истребили вчистую Берегинь и Перунов. Греки-то своих поберегли.
На этом первом языке звучали песни, писались литературные тексты. Дольше всего такая поэзия продержалась вдали от письменности, хотя и не обязательно вдали от обжитых мест. Не в позапрошлом веке, а в мои школьные годы здесь у нас под Москвой деревенская бабушка могла не только напеть реликтовую песню, но и, что поистине удивительно, поделиться правилами старинного стихосложения.
Второй язык придумали командированные за границу отличники учебы. С чем бы это сравнить? Не с Чубайсом же…
При совершенном почтении к заслугам Павла Когана, Аполлона Григорьева и Гомера с Бояном я думаю, что именно советская песня была той почвой, на которой выросла песня авторская. А советская-то откуда взялась почти что вдруг и разом?
Очевидно, что пение, укорененное в какой-либо из дореволюционных русских традиций, было нежелательным для новой власти. Ей требовалось что-нибудь принципиально непохожее. Подходящие кондиции обнаружились в музыкальном языке еврейских поселений, еще недавно отделенных чертой оседлости от большей части России, где евреям гнездиться не разрешалось. Лирические и задорные напевы былых резерваций оказались совершенной новостью для большинства населения страны и подарком для советской власти. Соединение еврейских мелодий с коммунистическими стихами, а ля рюс давало то, что надо.
Еврейский мелос проявил еще одно полезное свойство — экспортный потенциал. Мелодичные, бодрые, легко запоминаемые напевы таких песен, как «Полюшко-поле», «Тачанка» и «Катюша», стали визитной карточкой первой страны победившего социализма.
Уже в тридцатых годах дело было сделано. Русский мелос задвинули в хор имени Пятницкого да в балалаечный класс районной музыкальной школы. Там, в маргинальных резервациях официальной культуры, он и перебивался с хлеба на квас, в ожидании лучших времен. А центральную, представительскую позицию заняли в предвоенной советской песне еврейские мотивы.
Советская песня оставила невостребованными скорбные, страдальческие, вообще унылые стороны еврейского мелоса. В авторской песне нашлось место и для них. Александр Галич явился одним из первопроходцев, у него обращение к таким мотивам было очевидно непреднамеренным, исключая редкую обдуманную цитату. Специфической, по Галичу, формой еврейской заунывности, позволяющей обходиться без мелодического дара, пользуется в бардовской песне немалое число авторов.
…На аффиксах зиждется в самородной русской поэзии не только относительность, но и структура текста. «Без сердешнаго стюденешенькя, / Без надежуньки жить тошнехунькя, / Короватушка все пустешунькя / Да постелюшка холоднешунькя» (4, т. 1, № 332). Или: «Теща бл. ища / Блинищи пекла. / Уронила сковородищу — / П… ищу сожгла» (8, с. 101). Это вам уже не Тютчев, а поэзия сама. Уберем структурный суффикс — и ау, куда девалась гармония.
Русская песня вся такая…"
На этом закончу такую длинную цитату известного барда и поэта авторской песни.
Так какие песни поют сейчас в деревне?
В деревнях Тверской области, где я люблю отдыхать, живут дачники и пенсионеры. А ещё цыгане, гастарбайтеры и беженцы. Много безработных и тунеядцев. Встречаются и фермеры, иногда, совсем редко, — колхозники. Но они не поют старинные
Казачьи песни, песни русского порубежья, обрядовые песни, и даже частушки — для современного русского уха — как инопланетные песни.
Если русскую деревенскую бабушку привезти в Питер и попросить спеть что-нибудь русское народное — не получится ничего! Сама она закончила семилетку при Сталине, языческие песни нонешний батюшка не велел петь, да и сама она уже культуру знает — у бабушки в деревне остался телевизор.
К сожалению, русские песенные традиции всерьез изучают только в столицах, или в больших городах, где есть серьезные музыкальные учреждения. В Петербургской консерватории даже открылись курсы по бытовому русскому танцу и песне. Фольклорные песни знают только городские специалисты с серьезным музыкальным и этнологическим образованием.
В местах компактного проживания малых народностей культура народного пения, обряды и обычаи на бытовом уровне сохранилась лучше, чем у русских.
Тем приятнее, что в детских музыкальных учреждениях, хотя бы в столицах, появляются такие коллективы, как детский фольклорный вокальный ансамбль «Берегиня» из Дома детского творчества «Ораниенбаум» города Ломоносова, и заметьте, в 2012 году фольклорный ансамбль «Берегиня» празднует свое 20-летие! Так что пожелаем ему творческого долголетия, а себе — настоящих старинных русских песен…