Вообще-то я люблю быстродействие, лихо закрученный сюжет, сложную интригу. Ничего этого в фильме польского режиссера Леха Маевски нет. Пересказывать его так же бессмысленно, как «Андрея Рублева» Тарковского. Поэтому постараюсь передать свое ощущение, которое у одних, возможно, вызовет желание посмотреть фильм, а у других это желание отобьет. И это — нормально!
Лех Маевски экранизировал, а точнее, оживил с помощью 3D-технологии и специальной камеры картину Питера Брейгеля «Путь на Голгофу», написанную художником в 1564 году. Сама картина, хранящаяся в Венском Музее истории искусств, у неискушенного, но внимательного зрителя может вызвать закономерный вопрос: «Художник, часом, ничего не попутал? Голгофа вроде бы южнее… И народ одет как-то не по-библейски…»
Учитывая пожелания заказчика, живописец переносит евангельское событие в современную ему Фландрию, переживающую тяжелые времена испанского владычества: «Итак, это могла быть группа святых, возвращающихся из прошлого, чтобы оплакать судьбу Фландрии».
Виселицы и пыточные шесты с колесами на картинах Брейгеля — примета времени. Испанская инквизиция в прямом смысле выжигала и вырезала несогласных с догматами католической церкви: «Костры не угасали; монахи, более умевшие жечь реформаторов, чем опровергать их, поддерживали огонь на кострах, подкладывая человеческое мясо». Протестантов оказалось столько, что смертный приговор был вынесен всем жителям Нидерландов. К счастью, привести его в исполнение было затруднительно.
Таков исторический контекст картины и фильма, в основе которого — книга «Мельница и крест», написанная исследователем творчества Брейгеля Майклом Гибсоном.
Лех Маевски не стал ограничивать себя историей создания шедевра, а показал судьбы десяти персонажей картины, в том числе самого художника и его жены (Йоанна Литвин), заказчика картины Николаса Йонгелинка (Майкл Йорк), Девы Марии (Шарлотта Рэмплинг), которая говорит странные и тревожащие душу слова о своем сыне (особая благодарность режиссеру, что оставил его образ за кадром): «Он стал угрозой каждому самодуру, которого не волнует ни Бог, ни человек, а лишь собственная убогая незыблемость и сила».
Брейгель в исполнении Рутгера Хауэра, мистически похожего на своего великого земляка, начинает творить прошлое из настоящего: продумывает композицию картины, подбирает персонажи, одевает их, заботливо расправляя складки на одеждах, расставляет, как шахматные фигуры ему одному ведомой партии… Спаситель, которого собираются распять на кресте испанские солдаты — убийственный аргумент художника против инквизиции.
Актёры в соответствии со стилистикой фильма играют героев живописного полотна. Компьютерная графика, с ювелирной точностью воссоздающая детали картины, настолько органично вплетена в интерьеры мельницы и крестьянских домов, снятых в исторических местах Польши и Чехии, что чувствуешь себя внутри событий. Красота каждого кадра завораживает — хочется растащить фильм на скриншоты.
В фильме почти нет слов и музыки, в основном звуки — смех, ржанье, карканье ворон, скрип колес и жерновов. Мы смотрим вокруг глазами Художника — его шкодные дети, их бесконечно терпеливая мать, люди, преследуемые и жестоко убиваемые за какие-то неведомые нам прегрешения, флиртующие мужчины и женщины — лишь персонажи будущей картины. И над всем этим — Мельник, бесстрастно взирающий на людей с головокружительной высоты Мельницы.
Почти не различимый на полотне, в фильме Мельник играет одну из главных ролей: движением руки он останавливает время, давая возможность Художнику перенести на холст придуманную и выстроенную им реальность. Создатель идет навстречу Творцу, если Ему это угодно.
Режиссер буквально следует идее Питера Брейгеля о том, что время статично — распинают «здесь и сейчас», только меняется ландшафт, фасон мундиров палачей и орудия убийства. Все остальное неизменно, как и нелепый, жуткий танец толпы, завершающий фильм — «и в итоге именно невежество, косные обычаи и нравы одержали победу, и я уже ничего не понимаю».
«Зачем мне смотреть Брейгеля или Босха? Потому что они мастера. Творцы! Как они работали, как писали — попробуй, повтори! Не получится. Поэтому их нужно разделить, положить отдельно — они создавали мир, но они собирали его из мирской суеты. Вот что значит быть художником или даже гением», — сказал как-то Лех Маевски. У него — получилось.