Общество потихоньку стало возвращаться к традиционным ценностям (конечно, с большими поправками). Коснулось это и детской культуры. Педологи были изгнаны из сферы воспитания, начал праздноваться Новый год и ёлка перестала означать «предмет религиозного воспитания», реабилитировали и жанр сказки.
Показательна в этом плане статья А. Бойма о «Докторе Айболите» К. Чуковского, опубликованная в «Комсомольской правде» в 1936 г.:
«Горе-педагоги и черствые тети из наркомпросов пытались в течение ряда лет лишать нашу детвору живительных соков, разносимых сказками. Изгоняя фантастику из детских книг, они думали, что творят архиреволюционное дело. Скудоумные воспитатели считали необходимым начинять детей голыми «политическими» лозунгами, по существу загораживая от детей «весь богато разносторонний мир действительности. Если одни «леваки» проповедовали глупую антиленинскую теорию отмирания школы, то другие в это время вытравливали из детских книжек все яркое и фантастическое…».
Однако к тому времени творческий дух Чуковского был уже подорван. Более 10 лет из-под его пера практически не появляется ни одной оригинальной сказки. И лишь в трагическом 1942 году, находясь в эвакуации в Ташкенте, Корней Иванович начинает писать одну из самых несвойственных ему сказок — «Одолеем Бармалея». Пишется она, видимо, «со скрипом» и без особого вдохновения.
К. Чуковский, дневник, 01.04.1942:
«День рождения. Ровно LX лет. Ташкент. Подарки у меня ко дню рождения такие. Боба пропал без вести. Последнее письмо от него — от 4 октября прошлого года из-под Вязьмы. Коля - в Л-де. С поврежденной ногой, на самом опасном фронте. Коля — стал бездомным: его квартиру разбомбили. У меня, очевидно, сгорела в Переделкине вся моя дача — со всей библиотекой, к-рую я собирал всю жизнь. И с такими картами на руках я должен писать веселую победную сказку».
Наверное, впервые за всю свою творческую карьеру Чуковский пытается приспособить свой талант сказочника под потребности времени — написать «первую антифашистскую сказку для самых маленьких». Действие развивается в сказочной стране Айболитии, рядом с которой расположено царство Свирепия, где правит Бармалей.
В работу над сказкой идет всё — от языка военных сводок до отрывков, исключенных из ранней машинописной версии «Айболита». Речь идет о сцене, когда могучие и хищные звери не пускают к доктору остальных зверушек и тогда тот отказывается их лечить («Ступай себе, злая! Лишь добрых лечу я. Тебя, кровопийцу, Лечить не хочу я.»). В результате между странами начинается война, которая идет довольно кроваво и с переменным успехом.
«Мчатся танки, танки, танки,
А за ними на волках
Лютые орангутанги
С миномётами в руках.
…Да над нами самолёт,
В самолёте — бегемот,
У того у бегемота
Скорострельный пулемёт.
Он летает над болотом,
Реет бреющим полетом,
Чуть пониже тополей,
И строчит из пулемёта
В перепуганных детей».
Чуковский фактически напрямую переносит в сказку военные реалии. Кузнечики ведут разведку, журавли сбивают вражеские самолеты, а «боевые трудовые» пчелы жалят Бармалея.
«…А у города Эн-Эн
Мы гориллу взяли в плен
И спасли пятьсот тюленей
Из разрушенных селений».
В самый критический момент из далекой «страны героев» Чудославии является… кто бы вы думали… Ваня Васильчиков! Если помните, Чуковский когда-то сгоряча отказался превращать «героя буржуазного мира» в комсомольца. Теперь он решил, что ломаться не стоит, и явно «советский» Ваня спасает Айболитию. С врагами в этой сказке Чуковского не церемонятся, а Бармалея просто ставят к стенке.
«Ты предатель и убийца,
Мародёр и живодёр!
Ты послушай, кровопийца,
Всенародный приговор:
НЕНАВИСТНОГО ПИРАТА
РАССТРЕЛЯТЬ ИЗ АВТОМАТА
НЕМЕДЛЕННО!»
И сразу же в тихое утро осеннее,
В восемь часов в воскресение
Был приговор приведён в исполнение…".
«Одолеем Бармалея» стала самой длинной и при этом самой неудачной (точнее сказать, неорганичной) сказкой писателя. И хотя в 1942 г. эту «актуальную» и (чего уж говорить) мастерски сработанную сказку напечатали в «Пионерской правде», а в 1943 г. и отдельным изданием, это не уберегло ее от нападок. Как это ни печально, на этот раз часть аргументов критиков имела здравое зерно. Тут надо понимать, что сказка была напечатана в самый разгар войны, и подобная подача действительно могло восприниматься как пародия или карикатура. В «Правде» и «Литературе и искусстве» за 1944 г. сказку окрестили
К сожалению, подобные статьи в «Правде» всегда были больше, чем критика, и означали прямой запрет. Сначала Чуковский борется, собирает подписи в защиту, ссорится с Маршаком, который считает сказку неудачной и отказывается поддержать коллегу. Всё оказывается бесполезным, и Чуковский пишет очередное «покаянное» письмо.
Показательно, что в 1953 г., когда Чуковского вновь полюбили критики, он тем не менее запишет в дневнике: «Я перечитал „Одолеем Бармалея“ и сказка мне ужасно не понравилась». Самые удачные и «вдохновенные» куски из нее писатель опубликует в виде отдельных стихотворений — «Айболит и Воробей» и «Радость» (
Последней полноценной сказкой Чуковского стал «Бибигон» — про храброго и самоуверенного мальчишку-лилипута, построенный на сочетании прозы и поэзии. Летом 1945 г. писатель передал сказку в журнал «Мурзилка», и тогда же начал читать ее по радио. «Бибигон» имел огромный отзыв у детворы — мешками шли письма и присылались подарки маленькому забияке.
К. Чуковский:
«Нина Мельникова прислала ему вязаный теплый костюм — очень нарядную куртку и отлично сшитые штаны, которые не без труда я мог натянуть на два пальца. Восьмилетняя Наташа Орловская сшила для его сестры платье из белого шелка. А Боря Сальников прислал ему в самодельном конверте меч из конфетной бумаги».
Ничего «социального» в сказке не было, но и здесь Чуковскому не повезло.
В 1946 г. во время очередных внутрипартийных разборок, следствием которых стало и известное Постановления «О журналах «Звезда» и «Ленинград», под раздачу попал и «Бибигон».
С. Крушинский «Серьезные недостатки детских журналов», «Правда», 29.08.1946:
«Нельзя допустить, чтобы под видом сказки в детский журнал досужие сочинители тащили явный бред. С подобным бредом под видом сказки выступает в детском журнале „Мурзилка“ писатель Корней Чуковский… Нелепые и вздорные происшествия следуют одно за другим… Дурная проза чередуется с дурными стихами. …Натурализм, примитивизм. В „сказке“ нет фантазии, а есть только одни выкрутасы. Чернильница у писателя большая, а редакция журнала „Мурзилка“ неразборчива»
Публикацию сказки в «Мурзилке» тотчас прервали, а перепуганный руководитель радио даже сжег письма детей.
Из дневника К. Чуковского:
«Бибигона» оборвали на самом интересном месте. — Главное, покуда зло торжествует, сказка печатается. Но там, где начинается развязка, — ее не дали детям, утаили, лишили детей того нравственного удовлетворения, какое дает им победа добра над злом".
Это был последний удар для Чуковского. Больше из-под его пера не выйдет ни одной сказки. А ему самому в начале 1950-х казалось, что он навсегда выпал из детской литературы. В статье «Правды» за 16 апреля 1951, посвященной задачам Детгиза, имя Чуковского даже не упоминается.
До очередной волны общественного признания оставалось два года.
Но об этом — в следующей — заключительной части цикла статей о Чуковском.