— А я вообще голосовать не пойду, — отозвался Шарик. — Голосуй, не голосуй, костей от этого в супе не прибавляется.
— Абсолютно собачья позиция. Голосуют не ради костей.
— А ради чего же еще? — удивился Шарик.
— Ради всеобщего удовлетворения, — замурлыкал в ответ кот.
— Это как?
— Попой об косяк. Пойдешь голос отдавать или как?
— А мне своего голоса жалко. Отдашь, чем гавкать будешь.
В это время в дверь постучали.
— Кто там? — спросил по привычке галчонок.
— Агитатор Печкин! — донеслось с улицы. — Пришел убеждать вступать в «Народный фронт».
— Никого нет дома, — соврал галчонок.
— Ну, нигде не открывают, — расстроился Печкин. — Придется к вам через окно лезть. Мне новые члены во как нужны!
— Ты бы еще через трубу полез, — подал голос Матроскин. — Не пойдем мы с Шариком на твой фронт. Мы мир во всем мире любим.
— Ладно, открой Печкину, — сжалился Шарик. — Он ведь не от хорошей жизни подрабатывает. Пенсия у почтальонов сам знаешь какая.
— Ну, давай, пускай свой поток фантазий, — сказал Матроскин Печкину, открывая тому дверь. — Сказочник простоквашинский. Обещай свой суповой набор Шарику. Вон тот уже уши растопырил.
— Ты, Матроскин, прямо представитель несистемной оппозиции получаешься, — обиделся на кота Печкин. — А вот наша почта так полным составом во фронт вошла.
— И что, письма быстрее ходить стали? — съязвил Матроскин.
— Нет, письма нам некогда теперь носить. Мы листовки носим и плакаты расклеиваем. Хотите, я вам плакат с медведем на печку приделаю.
— Не надо нам никаких косолапых, — подал голос Шарик. — Я медведей с малых лет опасаюсь. Им бы только что-нибудь стянуть. Что плохо лежит. И еще рычат при этом и гадят где попало.
— Мечта любой дворняжки — укусить медведя за задницу, — заметил Печкин.
— И вовремя после этого смыться, — добавил Матроскин. — Ну, ладно. Вы тут как хотите, а я на выборы пойду. Надо бы в нашем Простоквашине что-то изменить к лучшему. А то закиснем, как молоко от моей коровы без холодильника. Да и коровы-то уже давно нет.
— Позвольте полюбопытствовать, — Печкин присел на табурет возле печки. — Куда коровка-то подевалась?
— Государство мне коровку дало. Оно же ее и забрало, — вздохнул Матроскин. — За неуплату процентов по ипотечному кредиту. Домик хотел наш выкупить. Теперь все в залоге. Даже Шарик.
— А я решил из Простоквашино уехать, — подал голос Шарик. — Навсегда уехать.
— И куда же ты намылился? — поинтересовался Матроскин.
— Куда-нибудь за границу. В Чехию или Германию. Куда теперь весь наш средний класс валит.
— Тоже мне, средний класс нашелся, — фыркнул Матроскин. — Вон, кроссовок дырявый, а все туда же, в люди выбиться хочешь.
— А кому не хочется, — вздохнул агитатор Печкин. — Давайте лучше чай будем пить. Я вон баранок принес из магазина. Вчера пенсию дали.
Печкин, Шарик и Матроскин пили чай из старого самовара, а по улице мимо проносились крутые иностранные автомобили, уносящие дачников из деревни в столицу.
Ведь если где нынче и проводить отпуск, так это в Простоквашино. Об этом сейчас все знают. Простоквашино стало брендом. И все его жители тоже сбрендили.
Такова се ля ви — как сказал бы Матроскин Шарику, закладывая его в банке под залог ипотечного кредита.