Тема «Тарковский и музыка» — сама по себе интересная, выдающийся режиссер прекрасно знал и понимал музыку. Но тема эта отдельная, нас интересует сейчас только вопрос: почему хорал Баха Ich ruf' zu Dir, Herr Jesu Christ так естественен в «космическом» фильме? Почему музыка Баха чуть ли не в буквальном смысле популярна уже столько веков?
Писать о Бахе — предельно ответственное дело. Поэтому здесь как можно чаще я буду пользоваться цитатами из разных книг. «Баховедение» — это отдельный большой раздел в музыкознании, поэтому и выбор материалов тоже сложен. В любом случае, мне кажется, что обязательно нужно учитывать книгу философа, врача, музыканта и лауреата Нобелевской премии Альберта Швейцера (как автора, наиболее близкого к религиозному пониманию музыки Баха). Также придется отсылать к работам Друскина, Ливановой и прочим известным трудам уже российских музыковедов.
Считается, что Швейцер-теолог в оценке творчества Баха перевешивает Швейцера-музыканта. Но другой возможности понять «религиозную составляющую» нет. К тому же А. Швейцер — авторитет как личность, а не только как теолог, философ, музыкант или врач. Эту книгу он написал «случайно», по просьбе, причем написал ее на двух языках: сначала на немецком, потом на французском (оба знал одинаково хорошо). И играл Баха он тоже превосходно.
У музыковедов — свой Бах: глубокий, гениальный, и — как ни разбирай — остающийся непостижимым. Некоторые разбирают его «по косточкам», находя символику даже в числовых соотношениях.
Да, символика, безусловно есть, в том числе и числовая. Но попробовал бы кто-нибудь написать что-нибудь, изощряясь только в числах. Как и в случае с так называемым «золотым сечением» (о котором обязательно нужна отдельная статья), художник (музыкант, писатель) может просто создать нечто и ни о чем не догадываться, даже не понимать, о чем тут речь. А через лет 100 или 1000, или еще позже обнаружат и напишут много трудов по «вычислению» созданного. Так уже много раз происходило.
У слушателей — свой Бах: возможно, каждый чувствует в нем что-то свое, отвечающее его личным мыслям и чувствам. Баха, кажется, слушать может каждый человек. Не то, так другое: не кантаты, так органные произведения, не «Страсти», так «Бранденбургские концерты», и так далее.
И как и сколько не пиши — все будет мало. Но писать нужно. И о стиле, и о той же символике, и об отдельных произведениях. Даже о семье — поскольку и здесь все необычно. Так что на теме «Иоганн Себастьян Бах» придется задержаться подольше, попробовать затронуть и жизнь, и музыку, и ту же символику. Судьбу некоторых произведений, и судьбу сыновей-композиторов тоже.
Вопрос стиля не случаен: Баха трудно взять и «втиснуть» в понятие
Итак, «наука о Бахе» развивается. И будет еще долго развиваться. Возможны новые открытия и в символике, не исключены какие-то новые данные о жизни. Здесь проблема всегда была в том, что
Это, конечно, главная загадка Иоганна Себастьяна Баха. Непостижимая работоспособность в сочетании с непостижимой гениальностью. Такие загадки, кстати, и не разгадываются.
Род
Бах — это целый род. Огромный немецкий род, давший более 50 музыкантов. Сам Иоганн насчитал более пятидесяти (53) родственников-музыкантов, живших и работавших до него в Германии. Это целое большое и разветвленное древо Бахов. Там были, например, булочники, но все они больше известны именно как музыканты.
И старшие братья Иоганна Себастьяна Баха были музыкантами. Один занимался у Пахельбеля, судьба другого довольно любопытна: он стал гобоистом, но уже в Швеции. Когда он уезжал, младший брат Иоганн Себастьян написал для дорогого брата Иоганна Якоба одну из своих ранних, но ставших знаменитыми произведений: «Каприччио на отъезд возлюбленного брата».
Иоганну Якобу пришлось, как военному музыканту, сопровождать шведского короля Карла XII в его бесславном походе на Россию. После поражения под Полтавой многие шведы бежали на юг. Там они попали в турецкий плен. И уже после этого плена Иоганн Якоб Бах вернулся в Стокгольм, где продолжил карьеру придворного музыканта.
Сыновья самого Баха тоже стали композиторами, причем довольно долго они были знамениты, в то время как об Иоганне Себастьяне в Европе забыли.
Конечно, о Бахе знали все гениальные композиторы последующих веков. Знал и ценил Моцарт, почитал Бетховен. Последний произнес разошедшуюся по миру фразу: «не Ручей, а Море ему имя» (слово «Bach» переводится с немецкого как «ручей»). Но широкая публика не знала музыки Баха, хотя прекрасно знала музыку
Огромный интерес к творчеству великого композитора вспыхнул уже в XIX веке, после исполнения «Страстей по Матфею» под руководством Феликса Мендельсона. Тогда это был триумф музыки Баха. В честь того концерта был задан ужин.
А. Швейцер приводит занятный факт: супруга исполнителя партии Иисуса была недовольна своим соседом за столом из-за его «аффектированного» поведения.
— Скажите мне, — повернувшись к близко сидящему Мендельсону, тихо спросила она, — кто этот дурак рядом со мною?
Тот, чтобы не рассмеяться, прикрыл рот платком и прошептал:
— Этот дурак рядом с вами — знаменитый философ Гегель.
С тех пор, со дня исполнения «Страстей по Матфею», интерес к музыке Баха не иссякает.
Не иссякает интерес и к жизни, и к самой личности композитора. Об этом можно будет прочитать в следующий раз. Здесь только добавлю, что автор знаменитой книги «Чайка по имени Джонатан Ливингстон» — американский писатель Ричард Бах, считает себя потомком Иоганна Себастьяна Баха.
Продолжение следует…