Навряд ли Михаил Афанасьевич мечтал о такой судьбе своего закатного романа…
Дореволюционная интеллигенция была оппозиционно настроена к православию, но, когда к власти пришли Шариковы и Швондеры, Булгаков, сын преподавателя духовной академии, как и многие русские интеллигенты, отказался обслуживать новую идеологию. 5 января 1925 года он пишет в своем дневнике:
«Сегодня специально ходил в редакцию „Безбожника“. Был с М[ишей] С[тоновым], и он очаровал меня с первых же шагов. — Что, вам стекла не бьют? — спросил он у первой же барышни, сидящей за столом. — То есть как это? Нет, не бьют (растерянно). — Жаль (зловеще)… Хотел поцеловать его в его еврейский нос… Тираж, оказывается, 70 тысяч, и весь расходится. В редакции сидит неимоверная сволочь… когда я бегло проглядел дома вечером номера „Безбожника“, был потрясен… Соль в идее: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены». (Булгаков М. Собрание сочинений в 8 томах. Т.8. Жизнеописание в документах. Спб., 2002)
Реклама
Номер «Безбожника», который шокировал Булгакова, назывался «Коровий». Из пояснения редакции:
«Журнал наш — журнал крестьянский… поэтому пишем мы и о здоровье коровьем, и о том, как знахари и попы людей морочат и скот губят». (Лосев В. Комментарии / Булгаков М. Великий канцлер. Князь тьмы. М., 2000)
Из программной статьи
"…мы предъявляем наши требования: отмена самодержавия на небесах; выселение богов из храмов и перевод в подвалы (злостных — в концентрационные лагеря); передача главных богов, как виновников всех несчастий, суду пролетарского ревтрибунала".
Бухарина считают прототипом крупного чиновника Николая Ивановича, превращенного в борова и оседланного Наташей.
Роман начинается с беседы на Патриарших прудах двух профессиональных богоборцев. Берлиоз — не просто глава столичных литераторов. В ранних вариантах романа он — редактор журнала «Богоборец». Прототипом Ивана Бездомного литературоведы считают пролетарского поэта Демьяна Бедного. В разговоре Берлиоза и Бездомного отражена позиция одного крыла советских атеистов.
Точное суждение о Новом Завете:
Иисуса Христа никогда не было на свете.
Так что некому было умирать и воскресать.
Не о ком было Евангелие писать.
(Д. Бедный; Чудакова М. Жизнеописание М. Булгакова, М.1988)
«Образованцы» предлагали более сложные схемы, сводимые к следующему:
«Какой-то человек, каким-то образом попавший в поле зрения современных ему историков, стал объектом явно мифических рассказов о воплотившемся боге
».Реклама
Самым авторитетным сторонником, если не автором этой версии, был Лев Толстой. Советская власть простила Льву Николаевичу его графство, объявила классиком и начала издавать 90-томное собрание сочинений, в которое входили и «богословские» труды писателя. Булгаков бросает вызов официальной идеологии, но делает это настолько тонко, что глубина замысла романа многим до сих пор непонятна.
В риторике есть прием, который называется reductio ad absurdum (доведение до абсурда). Используя его, Булгаков становится на точку зрения своих оппонентов-атеистов, но, ведомый их логикой, приходит к абсурдным заключениям. В «Пилатовых главах» Булгаков вроде бы соглашается с основными тезисами атеизма. Его герой не бог и не сын божий. Он не творит чудес, не пророчествует, не воскрешает людей.
Главный посыл проповеди Иешуа — «все люди добрые» — откровенно высмеивается автором. Стукачи, хапуги, карьеристы и взяточники — вот основное население безбожной советской Москвы, с которым можно бороться только дьявольскими погромами. Мастер набрасывает образ своего героя такими штрихами: «Иешуа заискивающе улыбнулся…», «Иешуа испугался и сказал умильно: только ты не бей меня сильно, а то меня уже два раза били сегодня», «Иешуа шмыгнул высыхающим носом и вдруг проговорил по-гречески, заикаясь…».
Булгаков — не новичок в литературе. Если он использует сниженную лексику, значит, в этом скрыт какой-то смысл. Тогда — одно из двух. Если Булгаков отождествляет Иешуа с Иисусом Христом, то зачем изображает его в таком нелепом виде? Неужели человек, который под страхом репрессий отказывался писать атеистические сценарии, делает это по велению сердца? Или Булгаков ставит между собой и Мастером некоего посредника?
В 1932 году писатель дает роману название «Черный богослов». Работа этого «богослова» заключается в изготовлении карикатуры на Христа. Глаза здравого смысла и научного атеизма Булгаков вставил в глазницы Воланда. Современный Булгакову читатель в «Пилатовых главах» узнавал приемы атеистической пропаганды. Официальная трактовка Иисуса и сатанинская трактовка Иешуа совпадают — и «научные» атеисты, и Воланд убеждают нас, что имеют дело с идеалистом-неудачником. (Кураев А. «Мастер и Маргарита»: за Христа или против? М., 2006)
Именно Воланд — главное действующее лицо романа. В обращении к «Правительству СССР» Булгаков называет свою книгу «романом о дьяволе». Дмитрий Лихачев как-то заметил, что после «Мастера и Маргариты» нельзя сомневаться в существовании дьявола — настолько реалистичен этот образ. Но «если есть тьма — должен быть свет»! (В. Цой) Тьма — это не физическая тень от шпаги, а мир зла, прикосновение к которому, как уверяет Воланд, является условием полноты жизни. Свет остается за кадром, потому как его не заслужили ни герои романа, ни город взорванных храмов, ни страна расстрелянных ученых, поэтов, священников.
Человек, незнакомый с высшей математикой, не может оценить красоты математической формулы. Булгаков писал для своих — для духовной элиты, «белой гвардии». И сегодня большинство читателей, незнакомых с контекстом, воспринимает лишь верхний пласт романа с его сатирой и гротеском, «православная общественность» обижается и протестует — знакомый спустил библиотечного «Мастера и Маргариту» в мусоропровод, застав дочь за «криминальным чтивом», чем не приблизил ее к православию…
Похоже, Мастер переоценил будущих читателей. Получилось по слову его героя:
«Оно, может, и умно, но больно непонятно». (Булгаков М., «Мастер и Маргарита», М. 1988)