Однако в главной священной книге мусульман, Коране, такого запрета нет. Он появился в VIII веке и вошел в канонические тексты в IX веке как реакция на политеизм и идолопоклонство территорий, охваченных исламизацией.
Этот запрет неслучаен и с идейной точки зрения, ведь, создавая образ, человек притязает на то, что является прерогативой одного лишь Творца. Но в его власти лишь форма, не душа. Поэтому в день Последнего Суда его творения будут терзать его, требуя, чтобы он дал им душу, и адское пламя сожжет его.
Тем не менее, на деле запрет был жестким и соблюдался неукоснительно лишь в отношении оформления мечетей, религиозных училищ — медресе, облачений и ковров культового назначения, священных книг и других особо значимых произведений. В светской архитектуре, книгах, посуде и прочих бытовых предметах изображения людей, а тем более животных и птиц были делом обычным.
А в культовом искусстве сложилась и достигла совершенства специфическая разновидность орнамента на основе переплетения — знаменитая арабеска.
Отталкиваясь от гибких и пластичных растительных мотивов, почерпнутых еще из античного искусства, арабесковый орнамент развился в гирих — геометрический узор из линий, звезд и многоугольников. Но и в этой визуально «жесткой» форме он остался тем, чем был изначально, — образом рая, райских кущей.
Уподобление Храма древу, божьего народа — цветущему стеблю, рая и Спасения — растительному мотиву восходит еще к Ветхому Завету. Напомним, что ислам признает и почитает Откровения, переданные человечеству с предшествовавшими Мухаммаду пророками, в том числе с Адамом и Ибрахимом (Авраамом), Давудом (Давидом), Мусой (Моисеем) и Исой (Иисусом).
В своей изобразительной украшенности арабеска подобна «украшенной», то есть поэтической речи. Это уподобление становится явным в соединении орнаментальной вязи с каллиграфическими надписями и в самостоятельном использовании текстовых надписей (в особом графическом решении) в качестве орнамента. Именно так оформляются, например, наиболее значимые элементы мечети.
Главенство текста в оформлении культового объекта является отражением определяющей роли Слова — калам.
Это основа и источник всего сущего. Слово, божественное Имя, соотносится с книгой (китаб) так же, как Творец — с творением, безграничные возможности — с их реальным воплощением в бытии (мире, человеке), мир небесный — с миром земным.
Неслучайно само богослужение в исламе — фактически жертвоприношение Богу — осуществляется приношением Словом (чтением Корана). И зримая представленность Слова в исламском искусстве суть манифестация Бога, которого нельзя изобразить никаким иным образом.
Для мусульман чтение Корана на богослужении — то же, что для христиан причастие. Это способ осуществить и выразить свою сопричастность Господу. Но если в христианстве для этого требуется «посредник» — хлеб и вино как символ тела и крови Христовой, то в исламе та же бескровная жертва приносится путем наполнения молящихся «Словом Господа» (калам Аллах).
Трудно представить более непосредственный и в то же время возвышенный способ принятия Творца! Самодостаточные, практически нечитаемые и эстетически совершенные надписи на памятниках мусульманского искусства — это не только и не столько украшения; это образы Слов Творца. Но нечитаемый не означает «бессмысленный». Это всегда определенная и значимая фраза (или имя), написание которой может до такой степени насыщаться декоративными элементами (завитками, растительными и геометрическими мотивами), что графика самих букв практически растворяется в общем узоре.
Решение столь величественной задачи не терпит произвола, поэтому сложились особые, разрешенные и общепринятые каллиграфические стили. Первый среди них как по времени создания, так и по степени святости — куфи, ничем не украшенный прямолинейный и предельно строгий.
Им пишутся на культовых зданиях имена Бога и Его пророков, тогда как цитаты из Корана — более нарядным почерком сульс, созданным на основе куфи. Здесь наглядно проявляется разница между именем, калам, и текстом/книгой, китаб. Ведь Слово и текст (книга) составляют иерархию, развертывающуюся сверху вниз, от Бога к человеку.
Само присутствие Слова в виде множества надписей в убранстве мечети или украшении значимого предмета, будучи символом Богоприсутствия, имеет большее значение, чем акт их прочтения. Поэтому надписи могут выглядеть и располагаться так, что читать их практически невозможно, — перевернутыми, слишком высоко
Более поздние, декоративные и изощренные стили насх, талик, насталик и дивани применялись в оформлении светских книг и предметов быта. Но и в этих вещах дольнего мира, мира праха, сохраняется идея каллиграфической надписи как воплощения, актуализации мира небесного.
Эта страсть средневекового художественного сознания, в том числе мусульманского, к украшательству, к эстетическому освоению практически любой вещи — не излишество и не пустая склонность к роскоши. Это в идеале — единственно возможный способ осуществления (придания существования) вещи.
Лишь в такой форме вещь, физический предмет, приближается к божественному замыслу себя самой. А только в этом случае ее существование становится оправданным.