Литературная основа для этих картин — восьмая глава «Метаморфоз» Овидия. Два бога — Юпитер и Меркурий — вдруг решили проверить, насколько греки гостеприимны. Пришли они как-то вечерком в человеческом обличьи как простые путники в деревню и начали стучаться во все ворота подряд — просить приюта. Никто им не открыл, хотя дома по внешнему виду были небедными.
Открыли в самом неказистом доме. Им сразу предложили сесть, накрыли стол, чистой тряпкой застелили единственную кровать, дали тазик с теплой водой обмыть ноги. Рубенс изобразил момент разговора богов с хозяевами — Филемоном и Бавкидой, стариками, которые всю жизнь прожили вместе.
Хозяева подали на стол все, что у них было в тот момент. Боги ели и пили, как простые смертные, без претензий. Но изумленные старики видели, что вино в чашах не иссякало. Более того, когда хозяева решили принести жертву в честь бога гостеприимства, гости не дали зарезать единственного на хозяйстве гуся и открылись, что они — боги.
Гости заявили хозяевам, что за их гостеприимство им полагается исполнение самого заветного их желания. А тем, кто не оказал почета странникам, они (боги) принесут большие неприятности. В итоге: деревню затопили напрочь (никакой логики в поступках: гуся пожалели — и утопили всю деревню!). Дом стариков превратился в храм в честь этих богов, и старики были поставлены там служителями (куда девался гусь — неизвестно; может быть, он сторожил храм — как это было в бедной избушке).
А самое заветное их желание — умереть одновременно — боги выполнили. Через несколько лет (через сколько — неизвестно) старики одновременно превратились в деревья. Такова легенда.
Что побудило Рубенса обратиться к этому рассказу? Возможно, что это были семейные события, причем далеко не благоприятные. Можно сказать, трагические: первая жена Рубенса Изабелла Брант умерла в возрасте 34 лет в 1626 году, а картины с богами датируются 1620−1625 годом.
Если посмотреть на портреты Изабеллы Брант, то можно предположить, что она была больна несколько лет. Первые портреты — молодая, цветущая женщина, обаятельная, красивая, очаровательная.
Через 10 лет черты лица изменились очень резко: выделились скулы, поредели волосы. Рисунок, сделанный в 1621 году, за 5 лет до ее смерти, говорит о заболевании Изабеллы. Портрет, написанный перед ее смертью, в 1626 году, — скорее, попытка приукрасить действительность. Очень похоже, что он был сделан не с натуры, а по эскизу 1621 года. Можно понять художника: уход любимой женщины для него был очевиден, и он должен был скрасить ее последние дни хотя бы тем, что не обнажил правды.
Со смертью Изабеллы заканчивался очень счастливый период жизни: любимая женщина родила ему двух детей — и уходит совсем молодой. Что значила для Рубенса Изабелла: «Я потерял добрую подругу, которую любил и не мог не любить по той естественной причине, что она была совершенно лишена недостатков, свойственных ее полу: она не была ни суровой, ни слабой, а доброй, честной и столь добродетельной, что все любили ее при жизни и оплакивают после смерти».
Видимо, любовь была настолько сильна, что его преследовало желание умереть одновременно с любимой женщиной: «Час пусть один унесет нас обоих, чтоб мне не увидеть, Как сожигают жену, и не быть похороненным ею».
Возможно, что, когда Рубенс работал над этими картинами, близкий конец Изабеллы не был очевиден или сохранялась надежда на ее исцеление. Именно этим можно объяснить вторую картину, когда боги и старики стоят на горе и наблюдают за наводнением:
Ветхая хижина их, для двоих тесноватая даже,
Вдруг превращается в храм; на месте подпорок — колонны,
Золотом крыша блестит, земля одевается в мрамор,
Двери резные висят, золоченым становится зданье.
Эта фраза по сути — отголосок мечты Рубенса построить богатый дом (что в конце концов он и выполнил), в котором он мог бы отдаться полностью любимому делу.
А что бы могло значить наводнение и всеобщее разрушение рядом с храмом, посвященном Юпитеру и Меркурию? Почему Рубенс воспроизвел в своей картине этот момент? Может быть, он полагал, что всех его недругов поглотит забвение, и что он сможет целиком посвятить себя любимому делу, а после смерти останется его храм искусства?
«С 1610 года Рубенс владеет домом на улице, идущей вдоль канала Ваппер возле площади Мэйр. Он пристроил к этому зданию новый флигель, этажом выше старого, в нем пять высоких окон, а над ними пять окон поменьше. Венчает это здание крыша с карнизом, который украшен солнечными часами. Сомневаться не приходится, Рубенс не забыл Рим, Венецию и Геную. Он хочет построить дворец, который ни в чем не уступит этим величавым образцам.
Входная дверь открывается в большую просторную прихожую. Направо монументальная лестница ведет во второй этаж. Двор замкнут портиком, который соединяет старое и новое здания. Портик смахивает на триумфальную арку. На венчающей его балюстраде стоят статуи Минервы, Живописи и две гигантские вазы.
В глубине сада по оси двора — маленький павильончик, украшенный статуей Геракла; между колоннами — фигуры Вакха и Цереры, а в нише над входом — Изобилие. Наконец, слева, между двором и садом, «зал круглой формы, похожий на храм Пантеона в Риме, куда свет проникает только сверху через единственное отверстие в центре купола».
Какое великолепие декора! Скульптура от пола до потолка: барельефы, горельефы, круглая скульптура, фестоны, гирлянды. Колонны и ниши, фронтон, балюстрады, консоли и вазы, бюсты и статуи". (Роже Авермат)
Судьба распорядилась так, что в этом дворце искусства он остался один, без той женщины, которая была его верным товарищем и спутником. Свидетели этого трагического поворота — две картины о Филемоне и Бавкиде.