Именно желания и удовольствия являются темой воскресного спора. Гегесий наносит колющий удар:
— Высшее благо есть наслаждение и избегание разочарований!
Киренаики оживлённо аплодируют и затихают в ожидании ответа оппонента.
— Нет! Высшее благо — это аскетизм, презрение ко всем наслаждениям и радостям! — парирует заросший мужчина в рваном тряпье и с грязными босыми ногами. Напротив него стоит Гегесий в белоснежном покрывале, с ухоженной бородой и новыми сандалиями. Он делает шаг вперёд и совершает следующий выпад на киника:
— Благоразумие и аскеза не могут обеспечить счастья! Они не имеют истинного познания о бытие и лишь приближают страдания!
Ненадолго оставим соперников и разберёмся в тонкостях двух учений, которые они представляют.
Последователи Аристиппа из города Кирены считали наслаждение смыслом жизни. Пришедшие на смену китайскому Червакалакаятта и предвосхитившие появление более поздней философии эпикуреизма, киренаики имели самые ярко-выраженные формы гедонизма. Умение господствовать над желаниями считалось добродетелью. Эпикур позднее выдвинет парадокс, что для достижения больших удовольствий необходимо себя ограничивать. Несмотря на это, далеко не все последователи школы могли справиться со своими удовольствиями.
Именно поэтому слова «гедонизм» и «эпикуреизм» часто приобретают значение вседозволенности, разврата и безграничного самолюбия. Все негативные стороны человеческого бытия киренаиками избегались или принижались любыми доступными способами. Если избавляться от страданий не получалось, они предпочитали отстраниться, вплоть до радикальных методов. Например, именно эта школа первой начала выступать за эвтаназию.
Что касается киников, то это учение являлось антиподом гедонистов. Как если бы одни были чёрным, а другие белым. Киники, или иначе циники, придерживались принципа — «Лучше повеситься, чем получить удовольствие». Они презирали все потребности, кроме разве что основных, без которых невозможно существовать. Приветствовалась крайняя простота, нищета и скромность. Так, знаменитый Диоген Синопский жил в бочке, которая была ему домом. Летом он лежал на раскалённом песке, зимой обнимал холодные камни. Демонстративно просил подаяний у статуй и колоннад, для того чтобы приучить себя к отказам как физическим, так и моральным.
Киников от киренаиков отличала ещё одна фундаментальная деталь: последние верили в загробную жизнь. Последователи Аристиппа и Эпикура предавались удовольствиям и жили одним днём, так как считали, что люди живут лишь раз, а после смерти обращаются в темноту. Аскетичные киники, напротив, верили, что праведной жизнью в отказах и муках откроют себе путь в лучший мир после смерти.
…Время ответа подошло. После непродолжительной паузы бездомный киник использует защиту:
— Человек, погрязший в удовольствиях и наслаждениях, не может быть свободен и, следственно, не в состоянии познать настоящего счастья!
Люди одобрительно свистят и хлопают, этот довод показался им крайне убедительным. Перевес на стороне школы киников. Неизвестный мужчина чуть расслабляется, ощущая своё превосходство, и не замечает, как Гегесий уже туго натянул тетиву, готовую пустить стрелу суждений в самое его сердце.
- Дорогой мой друг! Отказ от желаний и наслаждений, аскетизм, голод и ограничения — есть не что иное, как те же самые удовольствия! Удовольствие от отказа! Удовольствие от ограничений! Удовольствие от неудовольствий!
На этот раз пауза понадобилась всем собравшимся. Мудрые старцы чешут свои лбы в размышлениях. Ученики, затаив дыхание, смотрят на них, не в силах разгадать сложную цепочку умозаключения. Гегесий невозмутимо расплывается в улыбке. Он понимает, что этот бой за ним и соперник сломлен. Через минуту уже вся площадь ликует и выкрикивает его имя. Только один босой мужчина в тряпье по-прежнему ломает голову. Не дожидаясь ответа и ловя кураж, Гегесий продолжает яростные атаки:
- Лишь удовольствие в этом мире приносит счастье! Каждый должен стремиться к нему и оградить себя от горя! К чему отказываться от даров жизни? Ради чего стоит жить, если не ради наслаждений? Скажи мне мой друг, зачем ты мучаешь себя и изнуряешь жестокими страданиями? Чтобы быть свободным? Кому нужна такая свобода?
Бедный киник беспомощно смотрит на него, не находя слов. Слёзы подступают к глазам его.
— К чему свобода, если ты не счастлив? Возможно, я не знаю ничего о твоей истинной свободе… — продолжает играть на публику Гегесий.
— …но я знаю наверняка, что чувственные и духовные наслаждения приносят радость и счастье! Именно ради них и стоит жить на белом свете!
В плане удовольствий и наслаждений воскресные споры били все рекорды в Древней Греции. Не только поиски истины, привлекали горожан, но порою и драматические события после поражения одного из участников. Особенно это касалось школы киренаиков, безжалостно расправляющихся с поверженными соперниками. И вот упавший в слезах оппонент спрашивает у Гегесия своей участи. Воцарилась полная тишина. Гегесий смотрит на него и молвит:
- Мой друг! Ты должен распрощаться с пустыми убеждениями киников! Оставить путь аскезы и наслаждаться жизнью! Теперь твой свет — это удовольствия и исполненные желания!
Уже бывший киник поднимает мокрые глаза и спрашивает:
- Я продал свой дом, а деньги бросил в реку. У меня нет жены, и никто не полюбит больного бедняка. Я принял обет отказа и ограничений, так как всегда был беден и несчастен. А сейчас у меня нет даже этого обета! Скажи, что же мне делать теперь?
Гегесий бросил холодный взгляд и проткнул его насквозь копьём нравоучения:
- Есть лишь один путь избавления от твоих мучений, и ты знаешь его сам!
Победитель резко развернулся и ушёл прочь вместе со своими последователями…
Больше никто не видел этого поверженного киника. Говорят, он бросился в ущелье около долины кипарисов. А кто-то спорит, что он висел на виноградной лозе недалеко от деревни, пока туда не добрались стервятники…
Ещё не раз киренаики и киники выясняли отношения. Иногда проигрывали одни, иногда другие. Бывало, киренаик избавлялся от сандалий, белоснежных покрывал и уходил жить в пустыню. Бывало, киник избавлялся от своего прошлого и предавался игре на арфе. В Древней Греции бывало всякое…