…Выстрелы уже прозвучали. Любящие и любимые женщины еще ничего толком не знали: ни того, что же случилось, ни того, что будет дальше. Но не могли не чувствовать…
Трудно представить себе ту очаровательную, с виду совершенно беззащитную француженку, образ которой сохранился в нашем сознании после фильма «Звезда пленительного счастья», — в возрасте 210 лет. Однако столько бы ей исполнилось в этом году. Самому же фильму — 35 лет.
Интересно, помнили бы мы об этих красивых и выдающихся женщинах, если бы не роман А. Дюма и несравненный фильм В. Мотыля? А еще часто забываем, что среди этих потрясающих женщин были и иностранки.
Полина Гёбль (впоследствии Прасковья Егоровна) родилась 9 июня 1800 года во Франции, скончалась 14 сентября 1876 года в Нижнем Новгороде. Не от хорошей жизни уехала дочь наполеоновского офицера: дома — только мать, оставшаяся вдовой в 27 лет, с четырьмя детьми и без средств к существованию. По контракту — от «дома Дюманси», Полина уезжает в незнакомую страну, в которой француженки считались лучшими модистками.
Вот и начало отношений с Иваном Анненковым (по Дюма):
«Вечером я получила письмо за подписью Анненкова…, оно было с начала до конца объяснением в любви. Но в письме этом меня удивило одно обстоятельство — в нем не было никаких соблазнительных предложений и обещаний: в нем говорилось о завоевании моего сердца, но не о покупке его… Будь я девушкой из общества, я отослала бы графу его письмо, не читая. Но ведь я была скромная модистка: я прочитала письмо и сожгла его
Однако встречи становятся неизбежными. Пусть тайком, вместе объезжая имения Анненковых. Они хотели тайно обвенчаться, но испугались гнева матери.
История знакомства и начала отношений легко читается у А. Дюма. Кстати, его роман был сразу запрещен:
Император приблизился и спросил императрицу:
…- Хотите, я вам скажу, что вы читали? — Императрица молчала.
— Вы читали роман Дюма «Учитель Фехтования».
— Каким образом вы знаете это, государь?
— Ну вот! Об этом нетрудно догадаться. Это последний роман, который я запретил.
(Дюма. Мемуары).
А историю жизни Полины Гёбль лучше прочесть в ее же мемуарах «Записки жены декабриста».
«И слезы душили меня, когда я его покидала
(Полина Гёбль об оставленном незаконнорожденном ребенке.
Из Москвы до Иркутска она добралась за 18 дней и только потом узнала, что «так ездят только фельдъегеря». А она просто хотела поспеть ко дню рождения своего жениха.
Удивительно читать ее воспоминания: ни слова озлобления, напротив, описание постоянной и бескорыстной помощи от всех встреченных по пути. Даже «забавности»: вот ее спасает башкир, когда повозка в лесу опрокинулась, ни он, ни она не говорят по-русски. Особенно потрясена Полина отношением сибиряков: «Везде нас принимали, как будто мы проезжали чрез родственные страны; везде кормили людей отлично и, когда я спрашивала — сколько должна за них заплатить, ничего не хотели брать.
Люди, встречаемые ею по пути — необыкновенны добротой и пониманием, будь то крестьяне, служивые люди или бурятский тайша (княжеский титул «тайджи» принят у многих монгольских народов).
Поразительное описание поездки: здесь и восхищение природой, людьми, здесь и природная смекалка и практическая жилка («Тогда я закупила в Иркутске всякой провизии, посуды, одним словом, что только могла взять с собою, особенно старалась захватить вина побольше, зная, насколько пребывание в крепости до отсылки в Сибирь изнурило всех и расстроило здоровье как Ивана Александровича Анненкова, так и других» — о закупках для Читы).
Это спокойное, даже размеренное и чуть отстраненное повествование о путешествии «в повозке, за осужденным, в Сибирь на каторгу» просто поражает.
В Чите она впервые увидела острог, там же они с Анненковым и венчались. Оковы жениху и свидетелям сняли на паперти, и только до окончания церемонии. Но даже о своем венчании она шутит, вспоминая, что католичка, описывая забавные недоразумения, которые рассмешили и всех «прочих дам» — таких же, как она, жен декабристов.
А впереди были еще 30 лет в Сибири. Расписка всяческих бесчеловечных обязательств: «Я, нижеподписавшаяся, имея непреклонное желание разделить участь моего мужа, государственного преступника NN, верховным уголовным судом осужденного, и жить в том заводском, рудничном или другом каком селении, где он содержится…».
Но окружающие ее люди все равно — хорошие. Они или не «обращали внимания»: «В
Или эти люди всячески старались помочь. В том числе — и жена начальника острога, которая еще помнила деда И. Анненкова (тот в свое время был «наместником Сибири»). И простой кузнец, который сделал более легкие оковы, которыми тайно заменили старые. Все-все-все были хорошие, и эти «все» сами удивлялись удивительному внутреннему миру этой женщины.
Ей помогали, и она помогала всем, кому могла. Жен других декабристов она учила готовить, те не умели, «
Были и переезды, и строительство новых домов, и новые огороды. И, наконец, возвращение, но только не в столицы — в Нижний Новгород. Там жили, там и ушли с разницей в несколько месяцев.
Что можно сказать об этой женщине, прочитав ее воспоминания? Которая умела видеть добро и делать добро в тяжелейших условиях? А еще Прасковья Анненкова рожала 18 (!) раз. Шестеро детей выжили.
Почему же так боятся обещать «девам юным»? И держать слово? Бывает и вечная любовь. Как в этой песне из фильма (см. в комментариях). Как в самом фильме. Как в самой жизни… Любовь и оказалась вечной во всех смыслах. И где-то в вечности она останется навсегда.