«Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне…»
— всем понятно, что конь в этом стихотворении певца русской деревни Есенина — не розовый. Он белый, а розовым его делает утренняя заря. И мы видим этот пронизывающий розовый цвет у Шибанова — солнечный свет буквально затопляет зрителя. Картины наполнены светом. Они светятся изнутри, и кажется, что их можно вешать в темноватом помещении в качестве дополнительного источника света.
Художник чудесным образом соединяет протокольную точность с ощущением нереальности, мы смотрим на мир через его картины, словно прищурив глаза навстречу яркому солнцу…
В то же время в картинах много холодных тонов — синий, фиолетовый, серо-стальной. Что в сочетании с теплыми розовым и зеленым — создает весьма отчетливое чувство смешения тепла и острой свежей прохлады, которая так характерна для среднерусского летнего утра.
Удивительно это — некоторые картины словно нарисованы ТОЛЬКО цветом, без линии вообще. Но кто видел эти зимние туманы и игру света в воздухе, полном морозной пыли, тот поймет, узнАет и воскликнет — да как же я раньше-то не видел этого! Даже не опасаясь, что ему напомнят про знаменитые мосты на Темзе в лиловом тумане, которые человечество увидело только после того, как им указал Художник!
Размашистая манера письма Шибанова, лишь слегка обозначая образы и формы, создает в сознании зрителя то ощущение пьянящего лета, то суровой колючей метелицы, то раннего утра — то тревожных предвечерних сумерек…
Портреты заслуживают отдельного исследования, но в кратком обзоре можно сказать, что главное в них — любовь.
Замечательные бабули с коромыслом, задумчивый дедок с котом — это не условные персонажи а-ля «рюсски казачок», а совершенно живые люди. И даже довольно сатирические мужички, заснувшие «с устатку и не евши» где попало — художник не судит их и не выносит приговоров, он говорит нам: вот они такие разные, мои люди, но они мои, наши. И все они — интересны, и каждый — это целый мир…
«Необщее» выражение, остро индивидуальное локализовано именно в рисунках людей. Пейзажи у него законченно прекрасны, люди — повод для любовной иронии или сожаления, но без осуждения. Его картина «День победы» трогает почти до слез даже самого несентиментального зрителя — милые, смешные и такие родные старички, у них тоже знакомые большие натруженные руки, и немного смущенные праздничные лица. «А помнишь, старая, — хорохорится старичок — как тебе сам главный благодарность выносил? Да, было дело. Да мы и теперь еще хоть куда!» — «Ой, да ладно тебе, хвастун старый»…
Художник трепетно пишет своих персонажей и нисколько не стесняется этого, и это не шаблон, не плакатность — это любовь.
Что вы мне говорите — «Ван Гог, Ван Гог». Можно подумать. Даже и совершенно непохоже. У Ван Гога мазки крупные, жирные, выпуклые, а у Шибанова — словно иглой процарапанные, или зимним колючим ветром. Или морозом — по стеклу. И цвета не такие — у Ван Гога без тревожно-желтого никуда, а тут желтого и вовсе почти что нету, а все синий, фиолетовый и розовый по зеленому да зеленый по розовому.
Что? Матисс? Ну не без того. Но опять же — плоский ваш Матисс, хоть и гений, а тут такие объемы, такая глубина, а главное — такой ветер! Вот скажите честно: есть ветер у Матисса? Нету у него ветра. А тепло такое, почти физически ощутимое — разве что у
Одушевленные пейзажи — иначе и не скажешь… И кисть художника так же узнаваема, как и кисти знаменитых классиков.
А мы смотреть будем… И радоваться.