Как остаться в истории? Дневники Серапиона Соколова

Случилось это так. Знакомые знакомых нанялись делать ремонт в одном из детских садиков Ростова (Ярославская обл.) — и увидели, как в соседнем с садиком доме хозяева, мусор вывозя с чердака, выбросили кучу самодельных тетрадок.

Знакомые знакомых были людьми, старину уважающими, потому тетрадки собрали в коробку, в конечном итоге она попала ко мне. Позднее, после обработки и описания коллекции, публикации в «Сообщениях Ростовского музея», эти дневники были переданы в архив музея «Ростовский кремль».

Дневники охватывают сорок пять лет первой половины XX в. Это тридцать три тетрадки, размером примерно 10×17 см. Некоторые из них — записные книжки промышленного производства, другие — самодельные (изготовленные в том числе из документов семейного архива более раннего периода, вплоть до конца XIX в., тоже довольно интересные сами по себе).

Дневники были начаты в 1906 г., первые две книжки не сохранились. Есть и другие утраты — частью из-за того, что автор некоторые дневники, как сам пишет, уничтожил, частью из-за плохих условий хранения. От некоторых «томов» сохранились лишь разрозненные страницы.

Велись дневники вплоть до 1951 г. Последняя книжка заканчивается записями сына

С. А. Соколова — Анатолия Серапионовича, пытавшегося в 1963 г. продолжить традицию, которую соблюдал отец. Намерение это Анатолий оставил после эпизодических заметок.

Серапион Алексеевич Соколов (27.02.1876−1.02.1963) происходит из духовного сословия. Его отец — священник Иоанно-Предтеченской церкви Ростова Алексей Серапионович Соколов, мать — Вера Александровна (в девичестве Андреевская), дочь священника. Вообще, предки родителей, по крайней мере во втором и третьем колене, также относились к духовному званию.

Кроме Серапиона в семье было еще семеро детей, две сестры и пять братьев. Священниками из сыновей А. С. Соколова не стал никто, хотя соответствующее образование они получили — учились в духовных училищах, семинариях, один из них закончил даже духовную академию.

Автор дневников после Ярославской духовной семинарии поступил в Казанский ветеринарный институт, закончил его весной 1902 г. Осенью того же года женился на дочери священника Любимского уезда Ярославской губернии Варваре Ивановне Добровольской и уехал к месту службы в укрепление Нарын Семиреченской области (Киргизия). Несколько раз менял место службы, пока, наконец, не перевелся в Ростов в 1914 г., где до 1918 г. служил ветврачом на скотобойне.

В 1918 г. был выслан из Ростова — скорее всего, из-за «сомнительного» происхождения и не совсем лояльного отношения к новой власти. Служил в Ярославле — в отряде по борьбе с холерой, существовавшем там после ликвидации эсеровского мятежа, участковым ветврачом.

В 1937 году ушел на пенсию, однако тяжелые условия жизни вынуждали вновь и вновь определяться на службу — в городскую ветлечебницу, на конюшню райпромкомбината, ночным сторожем. И даже в 1947 г., когда ему было за семьдесят, устроился в ветлечебницу в соседнем с Ростовским районе.

Необходимо сказать несколько слов об отношении С. А. Соколова к религии. Вероятно, был он человеком верующим. Поскольку получил духовное образование — в деталях знал церковный устав, чин богослужений, наизусть помнил тексты служб, знал церковнославянский язык. Любил церковное пение — не случайно его отец был учителем церковного пения в местном духовном училище.

После революции отношение к религии у

С. А. Соколова постепенно менялось. Происходило это, видимо, из своеобразной «ревности»: идеалом священнослужителя для него был и навсегда остался его отец. В дневниках не раз встречаются скептические оценки «нынешних попов», «красных попов», которые петь не умеют, устава не знают, служат неправильно.

Часто таким «нынешним попам» С. А. Соколов противопоставляет своего отца. Из некоторых заметок можно заключить, что автор дневников вполне профессионально разбирался в церковных звонах, сам умел звонить в колокола.

Записи в дневниках велись по дням, с указанием приходящегося на день церковного праздника. До определенного времени даты указывались не только по новому стилю, но и по старому.

Во многих случаях в дневниках присутствуют записи о погоде, нередко тут же приводятся народные приметы и делаются попытки их объяснить. Из записей можно понять, что привычку делать заметки о состоянии погоды автор мог перенять у своего отца, ведшего церковную летопись и дневник наблюдений за состоянием озера.

Содержатся в дневниковых заметках наблюдения автора за общественной жизнью, современной записям, даются собственные комментарии этим событиям. Наряду с этим присутствуют заметки о семейной жизни автора, его отношениях с женой и детьми.

Отчетливо прослеживаются изменения личности автора. Жизнерадостный, уверенный в себе человек, уважаемый член общества — таков он в первых тетрадях. В последних — он говорит о тяжелой жизни, о голоде 1947 года, о том, что теряет слух, зрение, конфликтует с чиновниками и соседями, со своими взрослыми детьми.

Но дело не только в физическом старении человека. Пессимизм, удрученность автора нарастают по мере того, как «крепчает» Советская власть. Специалист с высшим образованием, имевший и знания, и опыт, этой власти оказался не нужен — происхождение подкачало.

Заключительные страницы последнего дневника несут на себе записи не Серапиона Алексеевича, а его сына, Анатолия Серапионовича. Он рассказывает о последних днях отца. Вот что замечательно: с середины 1940-х годов в записях С. А. Соколова то и дело встречаются сообщения о конфликтах с сыном. Но сын не уничтожает эти записи, для возможных читателей он их объясняет: отец, старея, терял зрение и слух, сильно сдал, стал по-стариковски обидчив и подозрителен.

Помимо записей в книжках есть нечто, представляющее из себя самостоятельную ценность. Это — наклеенные на не занятые текстом страницы карточки на хлеб, муку, воду, талоны на обеды в столовой, билеты в метро, железнодорожные билеты, этикетки от спичечных коробков, папирос, напитков, конфет, детские рисунки, фотографии, дензнаки 1920-х годов. И ценность этих аппликаций в том, что являются они характерными и почти целиком утраченными теперь приметами времени.

Можно с уверенностью сказать о том, что автор рассчитывал на какое-то обнародование дневников — не раз он в записях прямо обращается к будущим читателям, рассуждает о том, что они «поймут его».

Читатели его поняли и приняли всей душой. Поскольку только симпатию могут вызвать искренность, готовность быть честным даже в своих заблуждениях и слабостях. И это делает дневники Соколова не просто ценным историческим источником, но прежде всего — памятником Человеку.