Однако весьма любопытно, что в славянской мифологии и зимний солнцеворот назывался Карачуном (или Корочуном). А поскольку это время совершенно особое, связанное с предстоящим солнечным Рождеством, то у славянских народов, кроме страшилок по поводу злобного божества Карачуна (кстати сказать, приходившегося родней более позднему дедушке Морозу), сложились и другие словоупотребления.
На первый взгляд, они одноименные, но смысл в себе несут совсем иной. Так, у словаков Kracun переводится как рождество, у болгар крачунец — рождественский день, в Закарпатье крачун — рождественский пирог. Казалось бы — парадокс. Ан нет, все имело глубокий смысл.
Наши далекие предки, обожествлявшие Солнце, вставали в эту пору за него горой и «помогали» справиться с ежегодной напастью. Понимая, что именно от наипочитаемейшего светила исходит сама жизнь на Земле, они совершали обряды, олицетворявшие победу Света над Тьмой.
И действовали при этом в двух разных направлениях. С одной стороны, старались умилостивить грозного Карачуна, выставляя под окнами жертвенную пищу для него: кисель, кашу и проч. И не из лести, а из уважения к иному миру.
С другой стороны, возжигали костры и прыгали через них, принимая в себя дух огня-света; водили хороводы; состязались в силе и удали, — мол, не лыком шиты, не сдаемся, а вот еще придет Коляда, тогда ужо и посмотрим. В общем, силу духа и верность небесным богам демонстрировали славяне — на всю мощь присущей им искренности и верности родовому пути.
Но жертвоприношения в день зимнего солнцеворота имели и дополнительный смысл: коль скоро Карачун управляет царством смерти, то в недолгое его правление следует помянуть предков перед тем, как они уснут до весеннего тепла, ведь те просили: «Не будите, не будите нас белой зимой, разбудите, разбудите нас ранней весной…»
А еще был обычай запускать солнечное колесо. Обыкновенное деревянное колесо от крестьянской телеги обмазывали смолой, поджигали и пускали по склону. Знаете ли, я однажды видела этот запуск в тверской деревне уже в наше время: вместо тележного колеса мальчишки брали автомобильную шину и с горки ее спускали.
Между прочим, солнечное колесо — это примета культур многих народов мира. Его изображения при желании где только не встретишь: в Египте, например, в Индии, в Скандинавии, а то и в Мексике. А Будду иногда величали Царем колес… и вы ж понимаете, что не абы каких…
Нисколько не сомневаясь в одолении Светом Тьмы, древние славяне сложили присловье о дне зимнего солнцеворота: солнце на лето, а зима — на мороз. До чего позитивен смысл, заложенный в этих словах! В них — глубокая вера в неминуемое отступление стужи и удаль молодецкая, — чувствуете?
Но вернемся к злому духу Карачуну. Считалось, что его слугами являются бураны и метели. Первые обращались медведями-шатунами, что не залегли благоразумно в спячку, а бродят по зимнему лесу и подстерегают добычу, а вторые якобы превращались в волков. Именно волки в студеную пору 22 декабря считались самым лютым и кровожадным зверьем.
Зато «правильные» мишки в этот самый день, меняя сонную позу, поворачивались с одного бока на другой, продолжая мирно спать, и народ, приписав косолапым обязательность такого перекладывания, считал это верным знаком того, что ползимы уже прошло, а вторую половинку и потерпеть можно. Представляете: в декабре, оказывается, полдороги к весне пройдено, — разве не зажигательный оптимизм?!
И вот что еще примечательно. В морозный день 22 декабря славяне заботились о будущем, может, даже еще не посеянном урожае. Украинцы, к примеру, считали залогом его богатства особые условия выпекания хлеба на зимний солнцеворот. Мало того, что в середину каравая клали зерна разных злаков, чеснок, травы, облатку, овсяный стебелек или пихтовую либо можжевеловую веточку, а то и баночку меда ставили либо наливали в нее освященной воды, словом — то, что имеет отношение к солнцу и небесной выси, так еще и хозяйке полагалось заниматься хлебопечением в кожухе, вывернутом наизнанку, и в рукавицах.
Ох, и тяжко ж ей было перед горячей печью стоять в таком одеянии… Но куда деваться, если в подземном мире все наоборот, а значит, и одежду надо выворачивать наизнанку, и уберечься от стужи, чтобы не увлекла за собой. У
Испеченный каравай водружали на соломенную подкладку на столе и хранили — где до Нового года, где до Крещенья, а потом выдавали по ломтю всем домочадцам, но кусочек приберегали в качестве целебного средства от хвори, сглаза и прочих нападок нечисти. Словаки давали отведать карачунского хлебца и домашней скотине, а также помещали остатний ломоть перед входной дверью в дом, дабы уберечься от ведьмаческой силы.
Считался тот хлеб особенным и использовался славянами в древности по разным поводам. Например, в гаданьях сельских. В первую очередь, как прогноз на урожай. Как выкатят каравай от порога к столу, так считают, сколько оборотов он сделает на пути, — будто бы столько возов хлеба ожидается в будущем году. А коли повернулся и застыл в положении верхней корки на полу — знать, беда на пороге: скот поляжет или кто-нибудь в семье помрет.
Казалось бы, для чего нам сегодня знать об этом? Чтобы помнить о корнях. И речь, конечно же, не о том, чтобы хлеб по полу катать, а о памяти, которая нужна ныне живущим как основа древности славянского рода — о духовной опоре, простирающейся по шкале времени на века и больше. Это такая сила, которая не ограничивает в свободе выбора вероисповедания, не посягает на христианские каноны, не претендует на первосвятость, но всегда стоит за потомков рода как нескончаемое продолжение жизни.