«An dem Tisch der sieben Meere,
Wo man lacht und weint und trinkt —
Liebe Freunde, liebe Freunde,
Meiner Frau zu Ehre singt».
(Перевод К. Грабенхорста)
Адекватность перевода поэтического текста. Что это такое? Точная передача размера, ритма при дословном переводе? Просто перевод подстрочника в поэтическую форму? Или — неважен размер — главное, донести мысль и идею?
Или — Бог с ней, с точной передачей идеи — главное — образы, образы? Или — образы не так важны, главное — чувство, эмоциональный накал? А слабо — все вместе? А если это еще не просто стихи, а слова песни? А если — песни известной, камерной и глубокой, для многих — культовой? А…
Окуджаву переводили на многие языки. На польском поют его Войцех Млынарский и Эдита Ендовска, на английском Джон Батчер и Ричард Пирс, звучит он и на итальянском, и на испанском, и на французском, и на иврите.
Окуджава на немецком — трудно себе представить. Просто непонятно, как эти объемные, насыщенные очень «московскими» образами, слегка расплывчатые акварельные картинки можно вогнать в жесткие рамки немецкой грамматики, рубленой ритмики немецких фраз, как быть с точностью передачи образов, с адекватностью их восприятия?
«Окуните ваши кисти в голубое, по традиции забытой городской», — ан нет у немцев такой городской традиции, даже забытой. «Мостовая пусть качнется, как очнется…» — это по-немецки как?
Что такое — «за столом семи морей»? Что делают, за этим столом сидя? Что это скажет немецкому слушателю, как это передать?
Но есть на свете человек, которому это удалось. И удалось очень хорошо. Тонко, адекватно и с исключительным вкусом. Человек этот — Клаус Грабенхорст. На московском фестивале под эгидой ЮНЕСКО «И все поют стихи Булата» в 2001 он был открытием. И с тех пор началась его известность. Прочная известность человека, ощущающего стихи Окуджавы как свою собственную поэзию. На немецком языке.
«Немец с русской душой» — называют Грабенхорста в Германии. Уроженец Брауншвайга, ныне живущий в Дюссельдорфе, он известен не только своими переводами и исполнением Окуджавы. Жорж Брассенс и Жак Брель на немецком — большие сложности перевода, с которыми он блестяще справляется. Боб Дилан на немецком, греческие песни… Моноспектакли.
Грабенхорст пошел, на мой взгляд, по единственно верному пути — синтеза образной и текстуальной передачи оригинала. Ясно, что переводить Окуджаву дословно не имеет смысла. Ясно также, что насыщать текст исходными образами — это вызывать недоумение немецкого слушателя. Найти золотую середину трудно. Грабенхорсту — удалось. «За столом семи морей, где смеются, плачут и поют, дорогие друзья мои, и вы пропойте в честь Моей Женщины».
Нет, Окуджаву немецкая интеллигенция все-таки знала, по-русски и слушали, и пели. «Mitternachtstroleybus — Полночный троллейбус» и «Kleine Hoffnungsorchester — Надежды маленький оркестрик» были известны, но профессиональный литературный перевод — заслуга Грабенхорста, сумевшего сделать выдающееся явление российской культуры — песни Окуджавы — частью культуры немецкой. Это мало кому удается.
В немецких гимназиях, где второй язык — русский, можно на уроках в старших классах видеть в качестве образца параллельные тексты Окуджава-Грабенхорст.
На замечательных русско-немецких музыкально-поэтических шнейдеровских фестивалях Клаус Грабенхорст — почетный гость.
«Авторская песня — это серьезные раздумья о жизни человека, может быть, трагические, может быть, острые. Ведь авторская песня родилась как раз из этих трагических раздумий, из острых сюжетов, из клокотания души. Когда-то, обращаясь к Москве, я писал: «Но если бы ты в наши слезы однажды поверила, ни нам, ни тебе не пришлось бы грустить о былом». О чем эта грусть? О жестокости нашей жизни. О недоверии к личности. Неуважении к личности. О крушении идеалов. О разочарованиях. Об утратах. Об эфемерности надежд. Обо всем этом надо говорить.
Я жду появления новых значительных имен, молодых интересных поэтов. Вот ради этих удач — пусть и с таким опозданием — и надо поддерживать всех этих людей. Поддерживать движение ради единиц, настоящих талантов, отделяя зерна от плевел, ставя все на свои места".
Этими словами Булата Окуджавы из книги «Наполним музыкой сердца» мне и хотелось бы закончить.
А новые имена, настоящие таланты — это ведь и переводчики Окуджавы, дающие его песням второе дыхание, вторую жизнь. Жизнь в иной культуре, на иной земле. Вне России — но не в эмиграции. Такой вот парадокс.