Это — «пламенное» сердце и вместилище души того живого существа, которое у каждого водителя имеет своё, собственное имя. Типа там Ласточка, Росинант, Самурайка. И не просто так имеет. Отражает те черты характера, что присущи именно этой, конкретной машине. Помните — «Как корабль вы назовёте, так на нём и поплывёте?».
И никакое не суеверие. Что есть, то есть. У каждой машины есть свой характер, привычки, темперамент, которые, в конечном итоге, определяют её судьбу. Вот если не заладится что-то, пойдёт черная полоса. Любой водитель скажет — всё. Не будет добра. Отдавай свою любимицу в другие руки, может, им с ней повезёт. Ну, а нет, так сливай воду и суши вёсла. Суши, суши… Потому что корабль — это та же машина. Только он не бегает. Ходит. И не посуху.
А кто не верит в эти верные приметы, то потом горько сожалеет и раскаивается. Только поздно уже. Вот, та же «Марина Раскова» — тому подтверждение.
Ну, не заладилось сразу у этого парохода. Ещё до того, как он русское имя получил. У него ведь изначально американское гражданство было. И имя соответствующее: «Ironclad». Типа «Бронированный». Только откуда? Не линкор какой. Обычный грузопассажир. Да и если пойдёт непруха полосой, так никакая броня тут не поможет.
Правда, она не сразу началась. До Архангельска, в ордере каравана PQ-17, «Ironclad» дошел без каких-то особых проблем. А вот как только в сентябре 1942 г. с конвоем QP-14 попытался вернуться к родным берегам, так почти сразу же на Северодвинском рейде и сел на мель. Пришлось не солоно возвращаться в Архангельск, латать пробоину. Следующий конвой, QP-15, должен был выйти из советских портов через пару месяцев, в ноябре. И «Ironclad» включили в его ордер. Но… не судьба! Пароход снова сел на мель. Третий раз решили судьбу не испытывать и в следующем году после ремонта судно, уже под новым именем — «Марина Раскова», передали Северному государственному морскому пароходству.
На 2 июля 1944 г. планировался выход парохода в рейс в составе конвоя БД-5 (Белое море — Диксон, номер ордера — 5), но, как выяснилось, его техническое состояние было «неподходящим для предстоящей арктической работы и требовало длительного ремонта».
Только 21 июля «Марина Раскова» вышла из ремонтных доков, чтобы стать к причалу, и тут обнаружилось, что, несмотря на почти трёхнедельную задержку, грузить нечего. Ни оборудование, ни техника, ни иное имущество для арктических строек, ни продовольствие не были подготовлены к погрузке. Ещё 18 дней 6600 тонн генерального груза перебрасывались с причала в пароходные трюмы.
Из Архангельска судно смогло выйти только 8 августа. В его каютах и твиндеке было 354 пассажира. По другим данным — 359. Но, скорее всего, верной является первая цифра. Вторая, помимо пассажиров, среди которых были сменные составы зимовщиков на полярные станции Главсевморпути и заключённые, этапируемые в «Норильсклаг» для работы на объектах и шахтах Нордвикстроя, плюсом включает в себя пять военных моряков — сигнальщиков и зенитчиков.
Многие зимовщики ехали на места своей будущей работы семьями. Потому на пароходе было 116 женщин и 24 ребёнка. Ну, и, само собой, команда: 51 человек во главе с капитаном
Громкие победы немецких подводников 1942 и 1943 годов ясно дали понять, что в Советской Арктике они чувствуют себя достаточно вольготно и Карское море не относится к районам безопасного судоходства. В конвой, кроме транспортного судна, входили три новейших тральщика, только что полученных по ленд-лизу из США и имевшие как гидроакустические средства обнаружения, так и приличное противолодочное вооружение. По американской классификации эти суда проходили как «АМ» — по первым буквам их англоязычного обозначения «Auxiliary Minesweepers» (вспомогательные тральщики).
У нас они шли под литером «Т» — тральщики: Т-114, Т-116, Т-118, которые сразу же после выхода в открытое море встали в походный ордер. Впереди «Марины Расковой», на расстоянии около десяти кабельтовых, шел Т-118 под флагом командира конвоя — капитана 1-го ранга А. 3. Шмелева. В двенадцати кабельтовых от левого и правого бортов парохода встали Т-116 и Т-114.
Все эти предосторожности не были лишними. Уже в начале августа в Карском море, в районе Диксона и восточнее проливов Новой Земли, заняли боевые позиции 6 немецких подводных лодок «стаи» «Грайф». Правда, скрытность развёртывания полярным волкам гросс-адмирала Дёница обеспечить не удалось. 10 августа в бухте Полынья одну из подлодок заметили зимовщики, и следующим же днём по всей трассе Северного морского пути была объявлена тревога. Получив предупреждение, конвой усилил меры предосторожности. Суда ордера изменили курс и пошли по малым глубинам западнее острова Белый, в надежде на то, что немецкие подводники не смогут действовать в непосредственной близости от берега.
Ни на «Марине Расковой», ни на тральщиках охранения, ни на берегу… Никто не знал, да и не мог знать, что обнаружившая и атаковавшая конвой вечером 12 августа U-365 капитан-лейтенанта Ведемайера оснащена электрическими торпедами с акустическим самонаведением на цель. Которыми немецкие подводник могли атаковать с дистанций, значительно превышающих расстояния, уже ставшие за годы войны привычными, и с оглядкой на которые строилась вся система противолодочной защиты. Скорее всего, на U-365 была установлена и система бесследной (беспузырной) торпедной стрельбы.
Во всяком случае, ни акустики, тщательно прослушивающие морские глубины, ни сигнальщики, внимательно осматривающие пустынные просторы Карского моря, не обнаружили ничего тревожного перед тем, как в 19.57 с правого борта «Марины Расковой», в районе переборки между вторым и третьим трюмом, раздался взрыв.
Ничего, абсолютно ничего не указывало на то, что пароход атакован подводной лодкой противника. И командир конвоя, капитан 1-го ранга А. Шмелёв, решил, что сработала поставленная немецкой субмариной обычная донная мина. Это было очередное звено в цепочке трагических случайностей, непоправимых ошибок и самого обычного головотяпства…