Текст — «живой» и «мертвый» — стали основной авторской «фишкой» Булатова, так что его работы не спутаешь ни с какими другими. Он соединил реалистическую манеру, пейзажный жанр (московские виды, поля пшеницы, плывущие облака — то меланхолически спокойные, то грозовые, лес, море) и портрет с рублеными плакатными лозунгами и навеки замороженными фразами типа «Не прислоняться», «Входа нет», «Опасно».
Он просто и, кажется, наивно изобразил то, что советские люди видели каждый день: гигантские заржавевшие буквы «Слава КПСС!» на крыше прокуренной общаги, портреты генсеков на фронтонах обшарпанных домов, знак качества на банках со сгущенкой. То, что замыленный взор человеческий не замечал, тот вербальный контекст, по поводу которого homo soveticus уже и рефлексировать забыл, Булатов заметил и благословил.
«Мертвые», выхолощенные, не отсылающие к реальному предмету тексты для Булатова стали словно бы сеткой координат, решеткой, которая наложена была на повседневную жизнь. Извлечение «мертвых» словес из того контекста, в котором они существовали долгие годы, их «остраннение» (художественный прием, позволяющий представить само собой разумеющееся, простое и понятное как нечто странное, требующее осмысления) выявляет, по словам Эрика Булатова, проблему «нормальности ненормального», кривизну и уродливость идеологизированного социального пространства.
Но для Булатова, художника и графика, слово и текст — это, прежде всего, игра. Возможность вести композиционные поиски, загадывать ребусы, создавать оптические ловушки для зрительского глаза. И здесь, в работах этой серии, текст лишен идеологической нагрузки (насколько это вообще возможно). Здесь — «живое» слово, летящее пресловутым воробьем, шепоток под нос во время прогулки, строки из стихов друга Булатова, поэта Всеволода Некрасова…
Эрик Булатов мне давно симпатичен — своей творческой манерой, умной игрой в слова, умением малым количеством художественных приемов выразить так много. Но когда я узнала, чем занимался Булатов в 1960-е годы, сердце мое растаяло. А занимался он тем, что в издательстве «Детгиз» иллюстрировал в соавторстве с Олегом Васильевым детские книги — те самые, которые я так любила некогда за картинки. «Золушку», например. Вот вам и несгибаемый нонконформист. Симптоматично, что детские книги иллюстрировал и знаменитый концептуалист Илья Кабаков, живущий и работающий ныне, подобно Булатову, на Западе.
Сегодня Булатов там успешен и уже почти два десятка лет живет в Париже, став одним из самых дорогих русских/советских художников. Он врос в иную действительность и отразил ее в своих работах. Но когда французские официальные лица благодарят его за культурную ассимиляцию и опыты с французскими текстами, хочется воскликнуть: «Бойтесь! „Французскими текстами“ Эрик Булатов может „приложить“ капитализм так, как и социализму не доставалось!»